стыда и слабости, которые всегда существовали на грани ее сознания, и вместе с тем — чрезмерное и самодовольное утверждение своего авторитета и своей значимости, ригидности воли и очень уязвимой гордости, наряду с поглощенностью их защитой, особенно в присутствии тех авторитетных фигур, которых, по существу, она уважает больше, чем себя.

Защитные способности и антагонизм у таких людей возбуждает не только более или менее прямая угроза их авторитету и самоуважению, которая может исходить от человека, обладающего превосходством. Вполне вероятно, что их осмотрительность и осторожность возбуждается при любых резких изменениях, особенно при внезапных, неожиданных, непонятных и неоднозначных -то есть вызывающих некую долю удивления. Является ли это результатом проективного предчувствия, или опять же здесь имеет место процесс, который в своей основе предшествует проекции?

По существу, все новое, изменяющееся и хотя бы отчасти непредсказуемое у любой ригидной личности вызывает ощущение дискомфорта. По этой причине многие одержимо-навязчивые личности организуют свою жизнь согласно привычному и установленному порядку, находят свою нишу, в которой могут вести регулярную и упорядоченную жизнь, защитившись от любых изменений и новшеств. В этом отношении — или просто за счет внутренних норм и правил, а также стабильности и постоянства поставленной в жизни цели — они кажутся спокойными и невозмутимыми. В отличие от них паранойяльную личность можно с уверенностью считать гипервозбудимой, чувствительной и реактивной по отношению к малейшей необычности. На самом деле, эти два типа невротического характера не столь уж различны. Оба они представляют собой реакции ригидного самоуправления и самоконтроля — например, нервное беспокойство, присущее одержимо-навязчивой личности, которая любой неожиданный телефонный звонок или полученное письмо связывает с плохими новостями, — на события, которые они еще не ассимилировали, а значит, эти события таят в себе угрозу их образу жизни и самоконтролю. Одержимо-навязчивая личность, у которой существуют ригидные стабильные цели, может выдержать — то есть игнорировать как ненужные отвлечения — все сюрпризы и проявления нестабильности в повседневной жизни. Но менее стабильный ригидный характер, с менее определенными целями и личным авторитетом, который испытывает больше внутреннего напряжения, является гораздо более тревожным, а будучи более тревожным, он должен быть более бдительным, ожидая непредвиденные события и ситуации, чтобы обрести некое ощущение владения ситуацией, которая могла бы его смутить или напугать, заставить его почувствовать свою малость, беспомощность или уязвимость.

Такие люди могут стараться избегать непривычного для них окружения. Например, один мужчина избегал неизвестных ему ресторанов и магазинов, объясняя это тем, что не знает, как там правильно себя вести, а потому его могут там «унизить». Но чаще в непривычной ситуации такие люди могут проявлять установку, связанную с чрезмерной, напускной самоуверенностью.

Иными словами, некоторая нестабильность, присущая ригидному характеру, еще до появления проекции будет неизбежно порождать ощущение уязвимости, осмотрительности и, в конечном счете, защитной реакции и враждебного отношения к разным аспектам внешнего мира. Но, наверное, правда, что проекция всегда присутствует, когда эта тревожность достигает определенного уровня или когда тактики и потребности защитных усилий становятся всепоглощающим беспокойством.

Таким образом, напускная самоуверенная установка в незнакомой обстановке у более ригидных людей, защищающихся от внешнего мира, может превратиться в установку: «Я знаю, что у вас на уме». Еще более крайняя и явно проективная форма такой установки выражена у пациента, который, впервые входя в кабинет терапевта, говорит: «Я полагаю, вы записываете все, что я говорю. У меня все в порядке, поэтому давайте начнем».

ПРОЕКЦИЯ

Процесс или механизм проекции значительно легче понимать в контексте существования защитных установок и беспокойства. Он начинается с усиления защитной обеспокоенности вследствие какой-то новой угрозы самооценке или автономии человека, внутренней или внешней по своей природе.

Например, вполне серьезный мужчина средних лет, обладающий чувством собственного достоинства, принимает решение перестать выпивать в одиночку, ему становится стыдно. На следующий же день после вечернего пьянства он чувствует себя особенно неловко на работе перед сотрудниками и руководством, хотя при этом может прекрасно справляться с работой и у него нет никаких явных признаков вчерашней попойки.

У ригидных людей с защитными склонностями такие эффекты могут быть вызваны многочисленными внутренними конфликтами с нормами и требованиями воли. Поскольку такой человек практически всегда занят борьбой с угрозой своей самооценке и авторитету его силы воли, причем эта борьба ведется на два фронта: внутреннем и внешнем, любая дальнейшая потеря самоуважения, имеющая внутреннюю природу, будет усиливать его ощущение уязвимости и от внешней угрозы. Таким образом, переживание неудачи в делах или неприятностей на работе, которое усиливает его чувство неполноценности, будет одновременно усиливать ощущение неловкости, стыда, а также ощущение уязвимости к возможному разоблачению, вины или унижения.

Один ригидный мужчина, и так ощущавший неловкость перед своим шефом, ощутив прилив энергии, отважился попросить повышения по службе и получил его. После этого он сразу забеспокоился о том, что шефу не понравилась его настойчивость. Другой мужчина, обеспокоенный защитой своих прав, получил не столь существенное повышение, как ожидал; он почувствовал, что проявил «слабость», и стал беспокоиться, что не использовал предоставленную ему возможность.

Таким образом, усиление внутреннего конфликта порождает защитную чувствительность к влиянию внешних авторитетных фигур.

Процесс, который мы называем проекцией, идет дальше такой защитной чувствительности, но является ее продуктом. Когда внутреннее напряжение усиливает защитное напряжение, защитная мобилизация становится более ригидной. Чувствительность в разных сферах обостряется, усиливается предчувствиями и становится более ригидно-предвзятой в своих ожиданиях. Тогда человек становится не только чувствительным, например, к возможному проявлению пренебрежения, а даже его ожидает и настойчиво его ищет. Он не хочет не принимать его во внимание, если оно должно быть. Он считает его видимое отсутствие временным и испытывает удовлетворение, только убедившись в его присутствии. Такая ригидная предвзятость свидетельствует о превращении защитной чувствительности в то, что мы называем подозрительностью. Разумеется, природа особой индивидуальной ригидной предвзятости и ожидания человека соответствует природе его защитной обеспокоенности. В результате такой ригидной предвзятости появляется проекция.

Профессионально компетентный и пользующийся уважением мужчина, который, однако, не был убежден в своей компетентности, а потому обеспокоен своим статусом в компании, совершил техническую ошибку в работе. Она не имела больших последствий, ее можно было легко исправить, и вряд ли ее мог заметить кто-то другой. Тем не менее спустя несколько дней он стал очень волноваться, что эту ошибку заметят, и чувствовал страх и унижение, ожидая, что за этим последует. Случайно он «заметил» на себе рассеянный взгляд начальника и решил, что тот о нем подумал: «Да, этот сотрудник — действительно слабое звено в нашем отделе».

При наличии проекции человек рассматривает внешнюю фигуру, вызывающую у него защитную