сами по себе наполнены эротикой. Психологи полагают, что его интерес к насилию и боли, по существу, является символическим; садомазохист говорит, что испытывает к ним чувственный интерес, а если где-то и присутствует символизм, то это символизм, присущий чувственности. Он утверждает, что степень эротического возбуждения и физического удовольствия пусть не полностью, но прямо связаны с напряженностью и эффективностью воздействия силы или насилия, так как боль является самой глубокой формой выражения чувственного возбуждения.

Таков, по крайней мере, взгляд самого маркиза де Сада, который был очень грамотным и целенаправленным, если не сказать принципиальным сластолюбцем. Вот что он пишет:

Самый сильный шок, вызванный насилием, легко ставит «на дыбы» всю нашу нервную систему. Теперь, когда уже не приходится сомневаться в том, что боль воздействует на нас гораздо сильнее, чем удовольствие, если ощущение боли вызвать у других людей, вся наша сущность будет испытывать еще более сильное потрясение от общего шока.[79]

Не следует пренебрегать очевидным. Если мы возьмем за основу, что цель садомазохизма состоит в чувственном и сексуальном возбуждении или в возрастании этого возбуждения при переживании боли и насилия, то, по крайней мере, получим отправную точку и направление для постановки следующих вопросов. Почему боль и насилие оказывают такое воздействие, особенно на определенных людей? Откуда вообще возникает такой специфический интерес (по крайней мере, так иногда кажется) к повышению чувственного ощущения? Есть и другие вопросы: как понять садомазохистский интерес и возбуждение, вызванные разными видами жестокости, которые практически совсем не связаны с физической болью и насилием, а также чувственными переживаниями оскорбления и сексуального унижения? На эти вопросы нельзя ответить, принимая во внимание только садомазохистское действие и садомазохистское влечение. Это вопросы не столько о сути и содержании влечения, сколько об образе мышления и типе личности.

ОТЧУЖДЕНИЕ ПРИ САДИЗМЕ

Рассмотрим типичное представление садистов о чувственности, а в некоторых случаях, похожих на описания де Сада, даже эмпатическую защиту и публичное отстаивание чувственности, садомазохистских сексуальных установок, характерных для маркиза де Сада, которые часто кажутся в высшей степени отчужденными. Такое отчуждение заметили несколько писателей; особенно ясно его выразила Симона де Бовуар[80], изучая труды де Сада:

Она пишет: «Никогда в его повествовании чувственное наслаждение не проявляется в самозабвении, замирании сердца или в горечи расставания»[81]. Она говорит о де Саде как «о воле, подчиняющей плоть, но не теряющей в ней себя»[82], а о самом половом акте в представлении де Сада как о «спектакле, который человек наблюдает на расстоянии и вместе с тем сам в нем участвует»[83].

Так оно и есть. Персонажи маркиза де Сада — я здесь обращаюсь не только к отчужденности самого автора — весьма искусно и утонченно создают и воплощают сцены сексуального возбуждения, сосредотачивая свое внимание на создании определенных эффектов. Они, в особенности мужские персонажи, во время этого представления иногда наблюдают за собой, а иногда — за представлением в исполнении других персонажей. Они возбуждаются, глядя на боль, которую испытывает одна женщина, получая сексуальную разрядку от другой, или же, устроив представление, только его наблюдают, не участвуя в нем, а просто чувствуя возбуждение.

В отличие от собственно чувственного наслаждения, наслаждение спектаклем чувственности или интенсификация чувственного наслаждения и возбуждения с помощью одновременного и, может быть, более сильного возбуждения от его зрелища, является типичным для садомазохизма. Это наслаждение проявляется у человека в интересе к наблюдению собственных сексуальных отношений, в их фотографировании, в их описании в особенно «грязных» выражениях или во внимании к тому, как в них участвуют другие люди. Все эти средства позволяют усилить возбуждение не через эротическую чувственность, а через идею эротической чувственности. Они усиливают сексуальное возбуждение с помощью еще более возбуждающей идеи «сексапильности». Они используют реальное чувственное ощущение при создании порнографической продукции. В противоположность обычной человеческой склонности, в данном случае функция действия используется для содействия фантазии.

Садомазохистская атрибутика в чем-то очень похожа на театральную. Плети, кожаные пояса и другие принадлежности, подчеркивающие ощущение насилия и покорности, применяются исключительно для создания эротической идеи. Плети применяются не только для того, чтобы вызвать боль. Гораздо больше они предназначены для того, чтобы вызвать фантазию о боли и насилии, а также идею эротической чувственности. А потому их использование сопровождается усиленным ощущением боли. Сама боль может быть незначительной, но корчи от боли вызывают сильное чувство. Партнер — это не только объект для получения физического и чувственного наслаждения, но и (даже прежде всего) помощник, оказывающий поддержку в изображении сцены эротической чувственности. Вместе с тем садомазохистская сексуальность — это в высшей степени идеологический продукт, порожденный больше воображением, чем чувствами. Она может включать весьма незначительный физический контакт или даже не включать его вообще: и в реальном событии или даже в фантазии. Садомазохистская сексуальность возбуждается посредством идей и символов эротической чувственности, особенно в чрезвычайно концентрированном виде (кожаная атрибутика, плети, боль и т.п.). Именно это имеет в виду Бовуар, говоря «о воле, подчиняющей плоть, но не теряющей в ней себя». Это целенаправленная чувственность, волевая сексуальность, а не чувственная сексуальность, от которой отказались. Короче говоря, она в той или иной мере формирует сексуальность, присущую ригидной личности.

ТЕМА ЭРОТИКИ

Природа ригидного характера — его подчинение воле, дисциплине, авторитету, своим моральным предубеждениям — по-своему влияет на природу ее сексуальных интересов. Моральное представление о сексе как о чем-то грязном, грубом и унизительном, может вызвать не только полную или частичную утрату сексуального влечения, но и породить отношение к грязи, грубости и унижению как к особому проявлению эротического влечения. Точно так же исключение эротической чувственности из влечений, привязанностей и чувств в повседневной, «пристойной» жизни может привести к наделению особой эротичностью тех экзотических фигур или отношений, которые не вызывают сексуальных чувств. Кроме того, с точки зрения ригидной личности сексуальная восприимчивость и сексуальное возбуждение не подчиняются самоконтролю, а сексуальные отношения представляют собой подчинение одного человека другому. На эту точку зрения будут серьезно влиять идеи и образы необузданности и покорности, имеющие особый эротический смысл, например образы проститутки и раба. Те самые состояния, к которым ригидная личность испытывает отвращение, становятся крайней эротичными, а потому она не может их выносить: они воспринимаются совершенно чуждыми и вредными с точки зрения силы воли, самоконтроля и самодисциплины; они означают отказ от волевых усилий, прекращение самоконтроля, потерю самообладания, сдержанности, пристойности и чувства собственного достоинства.

Нет никаких сомнений, что идеи покорности, принуждения-подчинения, грубой силы и унизительного послушания, а также их многочисленные вариации составляют основную эротическую тему