— Ты должен сам выйти и посмотреть, доктор Брюэр!

— Почему они не уходят?

— Многие ушли после разговора с протом, но люди продолжают приходить. У госпиталя собралось несколько тысяч человек. Некоторые принесли своих кошек и собак, чтобы те посмотрели на прота. Когда он заговорил, ни одно животное не залаяло и не замяукало. Полная тишина.

— Утром я слышал аплодисменты.

— Ему всегда аплодируют, когда он говорит, что Земля может быть похожа на Ка-Пэкс, если мы захотим.

— И всё?

— А что ещё он может сказать?

— Аплодисменты звучали дважды.

— Второй раз аплодировали, когда прот закончил и вернулся в МПИ.

— Сходи за обедом.

Когда Жизель вернулась, я уже съел свой сыр и крекеры. Теперь мне предстояло смотреть, как она уплетает гору еды. К счастью, на час была назначена встреча.

— Жизель, у меня мало времени. Что ты узнала от мамы Роба?

Она открыла большой жёлтый конверт, содержащий несколько моментальных снимков. По большей части на них был отец Роберта, а на остальных — вся семья Портеров. Некоторые были сделаны, когда Робин был ещё совсем маленьким. В то время Джеральд Портер был крепким, широкоплечим мужчиной. На одной из фотографий он стоял на бойне в резиновом фартуке, испачканном кровью. Более поздние снимки заметно отличались: под конец жизни Джеральд потерял бо́льшую часть мышечной массы. Лицо осунулось, под глазами появились тёмные круги, выражение лица выдавало человека, который пытался скрыть, что испытывает боль. Одежда была на два размера больше: вельветовые брюки и голубые джинсовые рубашки. Густые чёрные волосы были разделены пробором.

— Домашних видео нет, — сказала Жизель. — Но и этого вполне достаточно.

— Передам фотографии Фрэду. А что насчёт голоса?

— Мать сказала, что у Джеральда был глубокий баритон. Он пел в церковном хоре. Под конец жизни голос стал скрипучим, уставшим, пронзительным. Беатриса сказала, что муж очень мало спал и почти не ел.

— А боль?

— Ужасная.

— Какими были отношения Роберта с отцом? Беатриса отмечала в них что-нибудь необычное? Поведение Роберта не менялось после возвращения отца из госпиталя?

— Мы всё это не обсуждали. Может, тебе стоит самому с ней поговорить.

Тем вечером я приехал в квартиру сына в Ист-Виллидж, чтобы привезти папку с фотографиями и обсудить время его визита в МПИ. Звонок на крыльце не работал, но замок был сломан, поэтому я прошёл внутрь и постучал в дверь. Никто не открыл. Расстроенный, я поискал в карманах ручку. Пока я писал записку Фрэду, за спиной появился жилистый мужчина с длинным серым хвостом. Я подумал, не передать ли папку с фотографиями через него, но не стал этого делать. Он прошёл мимо меня и вошёл в едва освещённый коридор, где его приветствовал другой мужчина в шортах и майке. Трещина в стене с их стороны была даже больше, чем на стороне Фрэда. Я подсунул папку и записку под дверь и поймал такси до Центрального вокзала.

На следующий день, в четверг, я заглянул в одну из палат и обнаружил Офелию. В ней что-то явно изменилось, но я не мог понять, что именно. Алекс тоже был здесь и попеременно заглядывал в энциклопедию, атлас и географический справочник. Офелия помахала мне рукой. Обычно она притворялась, что не замечает меня, по-видимому, опасаясь моего осуждения за то или иное действие. Я жестом показал ей выйти наружу, чтобы не мешать Алексу.

— Как ты сегодня, Офи?

— Думаю, я вылечилась. А ты?

— Офелия! Что произошло?

— Я больше не испытываю страха.

— Правильно! — крикнул Алекс из палаты.

— Как так получилось?

— Прот приказал мне не думать о кролике.

Я не смог сдержать улыбки:

— И ты подумала.

Она засмеялась.

— Я не хотела. Так получилось само собой.

Алиса выползла из-за софы, заметила нас и рванула из комнаты, издавая мышиный писк.

— То есть ты не подчинилась его команде.

— Да.

— А теперь думаешь, что вылечилась.

— Да. Нет, не так. Я знаю, что вылечилась.

Конечно, Офелия не могла вылечиться так быстро. Даже месяцы психоанализа не могли дать такого прогресса, не говоря уже о нескольких минутах с протом.

— Прекрасно, Офи. Думаю, мы обсудим твоё состояние на собрании в этот понедельник.

— В этом нет необходимости. Меня уже перевели в первое отделение.

— В первое? Кто подписал распоряжение на перевод?

— Прот.

— Ты прав! — выкрикнул Алекс.

— Офелия! Ты же знаешь, что прот не руководит институтом!

— Конечно, знаю. Но вторую подпись поставила доктор Гольфарб!

Вечерняя лекция стала ещё одной неудачей. Я давно оставил привычку следовать плану, который составляю в начале года, и как обычно, лекция началась с рассказа о Роберте и немного о других пациентах, которым так или иначе помог его «инопланетный» друг. «Оливер Сакс», разумеется, снова спросил о проте.

— Может, Вы сможете привести его поговорить с нами, — предложил он. — Может, он захочет поделиться опытом, как взаимодействовать с пациентами, и это поможет нам в будущем.

Я мог бы напомнить Оливеру, что у прота пока нет пациентов. Вместо этого я рявкнул:

— Он здесь не для того, чтобы научить кучку студентов, как стать психиатрами. В любом случае, я считаю, что мир пока не готов к лечению «последователями» прота и их клонами. Вы так не думаете?

— Не знаю. Всё, что я предлагаю — это послушать прота и посмотреть, можем ли мы чему-нибудь научиться. Сделать свои собственные выводы.

— Простите.

По всей аудитории раздались крики и ворчание.

— Ну ладно! Ладно! Поступим вот как: я предложу проту записать свои советы по работе с пациентами и принесу записи на следующую лекцию. При условии, что он согласится. Договорились?

Оливер не закончил. Он никогда не остановится.

— Спросите его также, чего он не понимает в их поведении. Думаю, это расскажет нам многое о самом проте.

— Отличное предложение! — раздался голос с задних рядов.

Нехотя я согласился, а затем резко сменил тему.

— Сегодня мы закончим на обсуждении сексуальных отклонений.

Впервые я располагал безраздельным вниманием аудитории. Даже прота забыли на время.

БЕСЕДА СОРОК ОДИН

Прот немедленно погрузился в транс.

— Хорошо, прот. Пожалуйста, разгипнотизируй себя.

— Что… — Он осмотрел комнату выпученными глазами. — Где я?

— Ну ладно, обойдёмся сегодня без комедии.

— Мой дорогой сэр, я думаю, вы не распознаете комедию, даже если она дотянется и ударит вас по заду.

Он потянулся за веткой красного винограда и целиком засунул её в рот вместе с кусочком спелого персика.

— Пожалуй, соглашусь с этим утверждением, если ты расскажешь мне хоть что-нибудь, чего я не знаю о Робе.