Он медленно поднялся. Ноги подкашивались. Зажав рот рукой, он постарался сделать глубокий вдох носом и успокоить бешено колотящееся сердце, потом вернулся к окну. Мозг отказывался регистрировать это зрелище, но ни белое, ни черное ни на миллиметр не сдвинулось и не исчезло. У Фредрика резко заболел живот. В том месте, где заканчивается грудная клетка, вдруг засосало, словно он проголодался.

Открыв дверь на террасу, он ступил босыми ногами на влажный деревянный настил. Белый предмет оказался листом бумаги формата А4. А черный… Черный он странно‑равнодушным движением отодвинул, чтобы прочесть, что же сказано на листе.

Шрифт Times New Roman. Размер 12.

«Дедлайн».

Внутри что-то екнуло. Он перевел взгляд на черного кота Эстер, который лежал рядом на столе с торчащей из горла отверткой.

Фредрик тут же узнал эту красную рукоятку – он сам и оставил инструмент перед домом однажды летом, когда подкручивал ножки на садовом стуле. Полгода собирался убрать на место, но так и не сподобился. И теперь отвертка глубоко засажена в горло коту… Пасть у животного была открыта, розовый язычок торчал наружу. Глаза полузакрыты – видимая их часть была мутной, словно покрытая пленкой.

Фредрик сглотнул и крепко зажмурился. Потом снова взглянул на лист бумаги, который почему-то все еще лежал на столе, никуда не исчезнув.

«Дедлайн».

Он и сам не знал, как ему удалось выбраться из этого парализованного состояния. Стараясь игнорировать большой неприятный ком в животе, Фредрик сходил в кладовку рядом с кухней и принес большой мешок для мусора, надев по пути пальто и ботинки. Верхняя одежда скребла по коже. Вернувшись к коту, он невольно оглянулся через плечо. На лбу выступил холодный пот, и он начал сомневаться, что справится со своей вынужденной миссией.

Зубы зверька были немного оскалены – белые, ровные и острые, как иглы, они поблескивали при тусклом освещении. Как преступнику удалось подобраться к шустрому пугливому коту, осталось загадкой.

Фредрик сделал глубокий вдох, собрал всю волю в кулак. Тронул голову трупика и отметил, что она болтается. Кажется, убийца сперва свернул ему шею – как ломают сухую ветку, прежде чем выбросить ее в компост. И только после этого вонзил в него отвертку. К Фредрику пришло еще одно страшное осознание: тельце еще не окоченело. Когда-то в детстве у них с братом был кот, и одним серым осенним утром он попал под грузовик. Так вот, тогда Том (так его звали) окоченел за десять минут. А кот Эстер… Был еще теплым. Это значит, что…

Фредрик стал затравленно озираться и вглядываться в ночь. Ничего. Ни звука, ни шевеления. Живот заболел еще сильнее. Он сжал зубы и решил, что вот прямо сейчас возьмет себя в руки. Прямо сейчас.

Он положил мертвого кота в пакет вместе с отверткой: вряд ли он еще когда-либо захочет ею пользоваться. Немного подумал, скомкал листок с надписью «Дедлайн» и бросил туда же. Пошел и сложил все это в контейнер для бытовых отходов. Нервно рассмеялся – совершенно рядовой, бытовой отход. Наряду с костями от рождественского гуся.

Вернувшись с улицы, Фредрик минут десять отмывал руки, яростно тер кожу мочалкой, но невидимые частички убитого кота прилипли к нему намертво. Надо было надеть перчатки. Потом мужчина тихонько прошелся по дому, проверяя каждую дверь и каждое окно, чтобы убедиться, что все заперто.

Наконец он поднялся в спальню и улегся в постель рядом с мирно сопящей Мартиной. Долго лежал, уставившись в потолок.

«Дедлайн».

Глава 33

Они ехали в машине Нины.

Алекс старался не смотреть на нее каждую минуту. Она часто улыбалась, плечи ее были приподняты и напряжены. Он подозревал, что дело не в его присутствии – хотя мысль и казалась интересной, – скорее это неосознанный стресс.

Странно было бы, если б она не ощущала нервозность. Если он правильно понял, у полиции нет никаких зацепок в отношении убийства Клаэса Юнггрена. Алекс исподтишка поглядывал на Нину, пока та уверенной рукой управляла машиной. Одета она была хорошо, но не вычурно – явно не хотела выделяться. И украшения весьма скромные. Правда, сегодня губы подкрашены – такого он раньше не замечал.

Главное – постараться не выбивать ее из равновесия. Эстеты обычно ценят гармонию.

– Есть какие-то подвижки по делу Юнггрена? – спросил он после нескольких минут молчания.

В ответ инспектор только покачала головой.

– Мы пообщались с семьей, но это мало что дало. Подозреваемых много – настолько много, что, по сути, толком нет ни одного.

– Может, возникли какие-то новые обстоятельства?

– Вы не читаете новостей? Обстоятельства… Возникли. Появилась еще одна жертва. Застрелили у нас на выходе из управления. – Она взглянула на него. – В этом нет никакой тайны. Все понимают, что именно это мы и должны сейчас сделать.

Алекс кивнул. Само собой, он слышал о Рогере Аксберге, но не связал его напрямую с Юнггреном. Оказывается, это два куска одной мозаики.

Нина была прекрасным водителем. Ни на что не отвлекаясь, вела машину, держа руль обеими руками, постоянно переводя взгляд с дороги на зеркало заднего вида. И даже не превышала скорость – хотя известное дело, что полицейские при исполнении часто попадают под такой соблазн. Единственное, что его волновало, – она не особо заботилась о дистанции до идущей впереди машины. Пару раз ей пришлось ударить по тормозам. В эти моменты Алекс дергался и цеплялся за ручку, ощущая вязкий сгусток боли в затылке.

Нина припарковала автомобиль у длинной белой каменной стены в коттеджном поселке в Тэбю. В штукатурке, которой она была покрыта, виднелись трещины, которые неоднократно пытались замазать. Дом впечатлял. Когда они стояли внизу на дорожке, конек крыши находился метрах в десяти над их головами. Справа – гараж, достаточно широкий для двух больших машин. Над гаражом было устроено нечто вроде ателье – вся короткая сторона дома на сторону улицы была застеклена.

Нина жестом указала на другую сторону улицы. Тропинка к домику соседей была тщательно прополота, но в остальном сад безнадежно зарос, а почтовый ящик висел набекрень. Раздавшийся шиповник, который никто не подвязывал, висел над дорожкой, так что Алексу с Ниной пришлось присесть.

Им пришлось немало подождать, прежде чем дверь открылась. На пороге стояла сухонькая старушка неопределенного возраста от девяноста до ста десяти. Очевидно, жила она одна и уже не справлялась с хозяйством. Она представилась как Эстер и долго трясла руку Алекса, широко улыбаясь. Он отвечал улыбкой и пожимал ей руку столько, сколько было надо.

– Нам нужно попасть в