— Вы ведь знаете, что перед нами зеркало, верно?

Блядь. Она права. Я определенно должна знать, поскольку именно я повесила его в конце коридора.

Мама года, черт возьми, прямо здесь.

Она закатывает глаза и поворачивается, волоча за собой свою сумка с вещами на ночь. На кухне она поворачивается и целует меня в щеку.

— С тобой все будет в порядке? — спрашивает она. Меня удивляет тот момент, когда она начинает думать не о себе. Подростки, в целом, эгоцентричные монстры. Я улыбаюсь ей.

— Со мной все будет в порядке, — говорю я ей. — Правда. У нас с твоим отцом все в порядке. Мы просто спорим время от времени.

И притворяемся, что убиваем друг друга в пантомиме.

С фаллоимитаторами.

Это нормально, не так ли?

Она снова качает головой.

— Ладно. Завтра я буду дома. У меня есть сотовый, если я тебе понадоблюсь.

— Я в порядке, милая, — настаиваю я. — Честно.

Она улыбается и уходит со своим отцом, который больше не произносит ни слова. Я не могу поверить, что Софи беспокоится обо мне. Вырастет ли мой маленький монстр в сострадательного человека?

Я улыбаюсь про себя этой мысли, когда вспоминаю Шейда. Колби. Дерьмо.

Я забрасываю Джеронимо обратно в свою комнату, а затем спешу обратно во внутренний дворик и нахожу его устроившимся в шезлонге и просматривающим свой телефон.

— Привет, — ухмыляется он. — Все в порядке?

Я улыбаюсь в ответ.

— Все в порядке. Хочешь зайти в дом? Должны ли мы пойти куда-нибудь поесть или нам следует заказать на дом… или?

Он пожимает плечами.

— Что бы ты ни планировала, делай.

Я собиралась заказать еду на вынос, съесть все до крошки, посмотреть девчачий фильм, чтобы выплакаться навзрыд, чтобы стабилизировать свое эмоциональное состояние, а затем, вероятно, воспользоваться услугами Джеронимо.

Но я этого не говорю.

— Я как раз собиралась заказать китайскую еду, — говорю я ему. — А потом съесть это перед телевизором.

— Звучит как рай, — говорит он мне. — Знаешь что? Сегодня вечером показывают марафон старых фильмов ужасов.

Я приподнимаю бровь.

— Ты пытаешься сказать, что мы должны посмотреть это, потому что я старая и поэтому буду чувствовать себя как дома?

Он выглядит потрясенным.

— Нет, конечно, нет! Я…

Я перебиваю.

— Я, конечно, шучу. — Я смеюсь. — Я не старая. Я в самом расцвете своей сексуальной силы, помнишь? Я улыбаюсь. — Старые фильмы ужасов? Тебе это нравится?

Он кивает.

— Мы с папой часто допоздна засиживались и смотрели их, когда я был маленьким. Это хорошее воспоминание, которое у меня осталось.

— А сейчас у тебя о нем нет никаких хороших воспоминаний?

По какой-то причине это прозвучало так, будто именно это он и имел в виду. Он пожимает плечами.

— Мы с моим отцом просто сейчас не сходимся во взглядах. Он хочет, чтобы я делал то, чего я не хочу делать. Но я не совсем уверен, что хочу делать, вот в чем проблема.

— Он знает об этом? — спросила я. Я указываю на него, но он знает, что я имею в виду.

— Он не знает о Шейде. Черт возьми, нет. Никто в моей семье этого не знает.

Я киваю, открываю дверь во внутренний дворик, и мы заходим внутрь.

— Это, должно быть, напрягает.

Я наливаю каждому из нас по бокалу.

— Не так уж много, — отвечает Колби. — Я просто разделяю свою жизнь на части. Это довольно просто.

— Еще раз, ты можешь давать мне уроки? — спрашиваю я с легким смешком. Шейд тоже смеется.

— Я уже преподал тебе урок прошлой ночью, — отвечает он. — Разве одного урока в неделю недостаточно?

Воспоминания о прошлой ночи захлестывают меня, и у меня слабеют колени. И я должна согласиться.

— Ты прав. Этот ученик готов к отдыху. Пойдем, я покажу тебе медиа-зал.

— Мне нравится, как это звучит, — отвечает Колби, натягивая рубашку. Голос у него усталый.

Я показываю ему дорогу, а затем бегу обратно наверх, чтобы надеть спортивные штаны и футболку. Эй, не осуждай меня. Он сказал мне сделать то, что я бы сделала, если бы его здесь не было. В мои планы определенно входили мои любимые спортивные штаны.

Итак, вот так начинается наша ночь. Со мной в спортивных штанах, свернувшейся калачиком рядом с Колби под теплым одеялом. В моей медиа-комнате всегда прохладно, поэтому я всегда держу под рукой пушистые одеяла, и сегодня вечером они определенно пригодятся.

Мы едим попкорн и делимся друг с другом китайскими блюдами. Затем мы смотрим дурацкие старые фильмы, пока Колби не решает, что мне нужно научиться делать желейные шоты, потому что они, очевидно, вкусные и необходимы в жизни. Итак, мы бежим на кухню и готовим порцию, оставляя их в холодильнике настояться, пока мы смотрим другой фильм.

После того, как самый глупый и угрюмый фильм ужасов в истории Земли наконец-то закончился, мы возвращаемся на кухню, чтобы попробовать наше рукоделие.

Колби протягивает мне вишневый, а сам берет лайм.

— И вообще, почему у тебя под рукой были эти маленькие чашечки? — спрашивает он меня, открывая крышку.

— Честно говоря, я не помню, — говорю я ему. — Я думаю, Софи понадобились они для сбора средств, который она проводила для своей команды поддержки в прошлом году.

— Что ж, тогда за чирлидинг, — произносит Колби тост, поднимая свой маленький пластиковый стаканчик. А потом он вычерпывает желе языком. Я делаю то же самое.

Я киваю, переваривая вкус.

— Я едва чувствую вкус водки, — говорю я ему. Он кивает в ответ.

— В том-то и дело, — говорит он. Он протягивает мне еще одну. — Вот почему они проходят так гладко.

Мы снова выковыриваем желе языками. Я не могу не следить за языком Колби. Я лично знаю, что это очень искусный язык. Но сегодня вечером он — Колби. И все по-другому, когда он Колби, напоминаю я себе. И мне, наверное, следует беспокоиться из-за того, что я провожу свой субботний вечер, тусуясь с молодым жиголо.

Но, по-видимому, у коктейлей с желе есть способ незаметно подкрасться к вам и изменить то, как вы раньше думали о чем-то.

Потому что, пока мы с Колби смеемся и шутим, нам удается сделать еще несколько (примерно по десять) порций желе каждому. И тогда один из нас (я) решает, что мы должны сделать шоты с тела, потому что я никогда их не делала.

— Серьезно, — говорю я ему. — Ты можешь показать мне, как это делается? Потому что я думаю, что это жизненный навык, которым нужно обладать.

Я пьяна. И я достаточно взрослый человек, чтобы сказать,