— Ты? — удивление смешалось с презрением в голосе Игендорна. — Ты предлагаешь себя?

— Да, — кивнул Келлам. — Это так.

Мои колени дрожали. Я была почти благодарна, что Игендорн держал меня за руку, не давая упасть.

— Прошу, не надо, — выдохнула я, пытаясь заставить Келлама снова посмотреть на меня.

Игендорн услышал мой шепот, вдруг повернулся ко мне. Он посмотрел мне в глаза, мрачный.

— Скажи, котенок, это так? Это твоя Первая Любовь?

Что я могла сказать? Я похоронила чувства к нему, да? Я поняла правду, приняла реальность и отогнала глупые мечты, жила дальше. Келлам выбрал свой путь, у меня был свой, и если эти пути не пересеклись бы, было бы даже лучше! Так я говорила себе раньше.

Но кое-что отказывалось умирать. Кое-что пускало корни, ждало возможности пустить новые ростки из темной почвы, готовое расцвести ярче и красивее, чем раньше.

Игендорн смотрел на меня, ждал моего ответа. Я покачала отчаянно головой и громко выпалила:

— Нет! Нет, я никогда его не любила.

Лорд фейри сверкнул зубами в оскале.

— Ах! Я знаю это уловку. Это ложь. Любимая игра людей. Я видел ее так много раз, что меня не обмануть, — он повернулся к Келламу, долго глядел на него. Я почти ощущала презрение и гнев, исходящие от него.

— Ты не хочешь заключать эту сделку, — выпалила я раньше, чем поняла, что хотела сказать. Лорд фейри вздрогнул и посмотрел на меня, а потом снова впился взглядом в Келлама. — Ты не хочешь его забирать, — настаивала я. — Ты хочешь меня, помнишь? Смертного мага. Не нужно заключать сделку. Отпусти его.

— Смертный маг, — тихо прорычал Игендорн. — Да, но я не дурак, котенок, — он повернулся ко мне, и я сжалась от его взгляда, не могла вырваться из его хватки. — Думаешь, я не знаю, что происходит в моем разуме? Ты была не одна, когда сковала того демона. Другая сила помогала тебе. Его сила, если не ошибаюсь, — он посмотрел на Келлама. — Мифато, — он произнес слово так, словно оно гадко ощущалось на языке.

Он ненавидел мифато. Я видела это в его глазах — ненависть была сильнее всего, с чем я сталкивалась, эта ненависть гнила веками, стала чем-то темным и извивающимся в его душе. Я не знала, откуда взялась та ненависть, но не помогло то, что он пострадал от носрайта Висаменора.

— Прошу, — прошептала я. — не делай этого. Не заключай эту сделку.

— Слишком поздно, — Игендорн вдруг отпустил меня. Я пошатнулась и рухнула облаком лавандовых юбок и дрожащих конечностей. Он спрыгнул с помоста перед Келламом, сжал его плечи. — Сделка заключена, смертный. Ее свобода в обмен на ее Первую Любовь. Ты теперь принадлежишь мне. Вирда! — крикнул он странное слово, словно ударил хлыстом.

Два мужчины с головами быков вышли из толпы, встали по бокам от Келлама, огромные. Он выглядел, как ребенок на поле фермера Горлана… но в этот раз он не успел сбежать от быка. Они схватили его за руки, но он держал голову высоко, смотрел в глаза Игендорна.

Лорд фейри снова заговорил на странном языке, слова были резкими и кровожадными. Все отреагировали на его речь, вопя, хлопая и топая, помахали бокалами пенного напитка. Я не могла подняться, отползла на четвереньках к краю помоста.

— Что это? Что происходит? — осведомилась я.

Игендорн повернулся ко мне, жестоко улыбаясь.

— Это уже не твое дело, котенок. Он — мой, а ты свободна.

И он махнул быкам. Они потащили Келлама прочь, Игендорн шел следом. Толпа сомкнулась, закрывая от меня все, кроме золотой короны. Я смотрела, пока она не пропала из виду в тенях леса. Вскоре поляна опустела, и я осталась одна на помосте, все еще была в платье и короне из отполированных рогов.

29

Фэррин

Я не помнила, когда в последний раз плакала. Я обычно не поддавалась слезам. Я плакала, когда была маленькой, и мама родила ребенка, и маленькое семейное кладбище в поле пополнилось маленькой могилой. Тогда я рыдала.

И, может… если быть честной с собой… может, я пролил немного слез пять лет назад. Когда мой лучший друг уехал в университет.

Но это нее считалось. То были глупые слезы, не стоившие усилий, не стоившие головных болей, которые они оставили. Они вскоре высохли, и я сжала зубы и продолжила жить, не поддавалась больше такой глупости.

Но Келлам подобрался ко мне снова, опять меня разбил.

— Зараза! — возмутилась я, слезы лились между дрожащих пальцев, пока я пыталась подавить печаль гневом.

Беспомощность сотрясала меня. Игендорн убьет его. Я видела взгляд лорда фейри, и я не сомневалась в его намерениях. И как я могла это остановить? Даже если бы у меня был посох, что толку от моих мелких рун против такой древней силы и толпы монстров Игендорна?

— Матушка Улла, зараза, — зарычала я, сжимая пальцы, потянув за волосы у висков. Это было виной старой ведьмы округа. Только матушка Улла, которая никого так не любила, могла черство послать мужчину, как Келлам, к его смерти.

Но нет. Мое сердце трепыхалось в горле. Это было не виной матушки Уллы. Я была виновата. Я тряхнула головой, скрипнула зубами и гневно ударила по помосту кулаком, доски задрожали. Почему я позволила себе любить его? Я всегда знала, что это была плохая идея. Даже когда мы были детьми, когда я только ощутила зарождение чувства в сердце. Я ярко помнила, как мама отвела меня в сторону в один день и предупредила на ухо. Сын лорда Леокана и дочь столяра Боддарта не могли жить вместе, и мне стоило помнить о своем месте.

Но я не послушалась. Я смеялась над мамой, сказала ей не глупить, и что Келлам был просто глупым тощим парнем, и он был одиноким, а мне его было жаль. И все! Нечего переживать. И когда мама с пониманием посмотрела на меня, я разозлилась и ушла. Мы больше об этом не говорили.

Матушка была права. Я любила его. Всегда любила его.

И он умрет из-за моей любви.

Я села. Слезы еще лились по лицу, но медленно, а не горячими ручьями. Солнце садилось. Красные лучи озаряли вишневое дерево, превращая белые цветы в золотые. Вскоре наступит ночь… а я буду сидеть тут, одна в мире фейри. Свободна, да. Но я не знала, как попасть домой. Такую свободу купила мне жизнь Келлама. Проклятье!

Я судорожно вдохнула и поднялась неуклюже на ноги.