мне ответили, что не каждый день монахи вешаются. Последний вопрос, обращённый ко мне, прозвучал так: не передавал ли кто-либо мне что-нибудь от товарища? Письмо? Или какую-нибудь вещь? Книгу?

Я ответил, что мне никто ничего не передавал.

— Тогда у меня к вам просьба, — сказал человек в костюме. — Если кто-то что-то вам передаст, обязательно сообщите нам. Договорились?

Он протянул визитку.

— Речь идёт о государственных интересах, — как-то загадочно добавил собеседник.

— Ладно, — пообещал я, пряча красивую визитку с государственным гербом в карман пиджака.

Наступили сумерки, когда меня повезли обратно. У ворот монастыря «Волга» остановилась, когда уже совсем стемнело. Ветер не стихал. Шёл густой мелкий снег. Он больно хлестал по лицу и забивал глаза. Я понял, что ехать в городскую гостиницу уже поздно и придётся заночевать в монастыре. Это не очень беспокоило, так как города я всё равно не знал, а билет на обратный рейс на завтра уже лежал в моём кармане.

Отец-настоятель принял меня сразу же. Из-за раритетного большого письменного стола мне навстречу поднялся крепкий, внешне приятный старик в чёрной рясе с пышной белой бородой. Сквозь тонкую оправу очков он долго и очень внимательно смотрел на меня небольшими умными глазами, потом сказал:

— Я узнал вас по фотографии. Там вы с Андреем в форме и с автоматами.

— Афганская, — припомнил я.

— Да. Она до сих пор стоит в его келье. Он просил её отдать вам.

— Отец, скажите, а что же всё-таки произошло?

как-то странно посмотрев на меня, настоятель нахмурился:

— Всё в руках Господних!

— Расскажите мне, что знаете, — попросил я. — Разъясните, наконец, что случилось с Андреем? Что толкнуло его на этот непонятный шаг?

— Долго надо рассказывать, сын мой, — философски произнёс настоятель, приглашая меня жестом в одно из стоявших у стола мягких кресел. Когда мы сели, он приложил палец к губам, затем к уху и показал взглядом на стены. Я понял так: у стен есть уши. И поразился осенившей меня мысли. Ну конечно же, меня допрашивала не милиция! Здесь дела посерьёзнее.

— Видимо, ему не оставили выбора, — тихо вздохнул седой монах.

— Кто? — я хотел знать правду.

— Твой друг исцелял людей, — уходя от ответа, как-то виновато произнёс отец-настоятель. — Богом ему была дана удивительная сила, которую он направлял во благо. Мы очень скорбим о понесённой утрате. Она невосполнима для монастыря.

— Но почему он наложил на себя руки? — вернулся я к интересующей меня теме. — В милиции мне сказали, что он повесился.

— Даст Бог, и ты всё поймёшь сам, — произнёс настоятель, показывая глазами на стены. — Но такой силой исцеления, которой он обладал при жизни, владеют только святые. Я думаю, что это ему зачтётся на том свете. День и ночь братья молятся о спасении его души. Мы все любили Макария.

Настоятель перекрестился на образа.

— Отец, где я могу забрать фотографию?

— Да, — засуетился он, будто вспомнив о чём-то важном. — В келье, сын мой. Забирай её. Он так хотел.

— А можно мне переночевать в его келье? — Не знаю, почему возникло у меня такое желание.

Настоятель, не глядя в мою сторону, нахмурил густые брови, затем произнёс:

— Не страшно будет? Там свершилось это.

— Он был моим другом.

— Разрешаю, только одну ночь, — будто через силу, тихо произнёс монах.

— Спасибо, — поблагодарил я от чистого сердца. Что-то тянуло меня в то место, где жил мой друг. какая-то загадка стояла за его смертью. И мне хотелось её разгадать.

— Чтобы тебе было чем заняться, если не уснёшь, возьми вот эту Библию. Книга мудрая и полезная, — отец-настоятель достал из своего стола и протянул мне толстую церковную книгу с восьмиконечным крестом на чёрном старом переплёте. — В этом кладезе ты найдёшь истину о мироздании.

— Я вообще-то пробовал читать Библию… — как-то неуверенно попытался отказаться я от тяжёлой книги. — Не смог. Непонятно написано…

Настоятель на мгновение задумался и произнёс:

— Сложно? Иисус сказал: «Вы познаете истину, и истина освободит вас». Истина, заключённая в этой книге, — бесценное сокровище. Она освобождает человечество от суеверий, душевного смятения и гнетущего страха перед неизвестностью. Она даст и тебе надежду и придаст смысл твоему существованию. Возьми её, Сергей.

Я принял из рук старого монаха тяжёлую книгу и поблагодарил.

— Прими, с благословением Господним! — перекрестил меня отец-настоятель. И добавил:

— В книге Иезекииля есть одно интересное место. Когда прочтёшь, обрати на него внимание. В синодальном переводе оно звучит так: «Сын человеческий! Обрати лицо твоё к Гогу в земле Магог, князю Роса, Мешеха и Фувала… Так говорит Господь: вот Я нашлю на тебя, Гог, князь Роса, Мешеха и Фувала… Гог придёт на землю Израилеву»…

— И что это значит? — не понял я.

— Дословно: люди, обратите лицо своё к России! Тебе говорю, Сергей: читай Священное Писание! Дальше всё поймёшь сам, — настоятель очень внимательно смотрел мне в глаза, будто хотел сказать что-то большее.

Я взял книгу. Но тогда я воспринял слова монаха не более, чем обычное жизненное напутствие священнослужителя.

В узкой келье с овальными каменными сводами и единственным маленьким окном под высоким потолком прямо над застеленной солдатской кроватью тускло горела лампочка. У изголовья стояла обыкновенная казарменная тумбочка. На ней — одна свеча и фотография: именно та, о которой говорил настоятель. Скромно жил мой товарищ. Интересно, о какой такой данной Богом силе говорил монах? Никогда раньше я не замечал за Андреем ничего похожего.

Осмотревшись в пустой комнате, я погасил лампочку и, не раздеваясь, лёг на жёсткую скрипучую кровать поверх одеяла. Читать сегодня совсем не хотелось, поэтому Библия осталась лежать нераскрытой на тумбочке.

«Как же ты жил здесь, Андрюха?» — будто к живому, мысленно обратился я к товарищу. Ответом было тяжёлое безмолвие серых холодных стен. Свечу я зажигать не стал, потому что даже в этой келье, где произошло самоубийство, мне ничего дурного в голову не лезло. Только почему-то вспомнилась фраза седого монаха: «Видимо, ему не оставили выбора…» И ещё его немое предупреждение, что у стен есть уши. Странно всё это.

Почувствовав пробирающий холод, я, не снимая одежды, залез под одеяло. И, думая о событиях прошедшего дня, не заметил, как заснул.

Мне приснился Андрей. Почему-то в монашеской рясе и с автоматом. На мне была надета солдатская форма. Мы шли рядом по Афганским горам.

— Ты живой, Андрюха? — спросил я его.

— Я теперь всегда живой, — ответил