class="p1">Самые проникновенные слова могут выявиться на деле пустыми и обманчивыми, смотря по тому, откуда на их содержание смотреть. К примеру, когда говорят, что Россия склонила знамёна и сдалась Западу без боя, это так и не так. Проиграли те, кто пытался без плана продуманных действий вступить в бой, а потом струхнул и поспешил сдаться, ожидая для себя пощады. Народ России, мучительно переживая эту трагедию, и не думал начинать воевать, он оказался не только терпеливее, но и намного мудрее в своей бессловесности, но не в бесчувствии и не в безмыслии.

Для оптимизма, глядя из того же сливного водостока, куда ввергли Советский Союз, разумеется, нет оснований. Россия, с точки зрения «скупого царства прагматизма, успеха и материализма», выбранной для взгляда и оценки её положения талантливым итальянским политическим писателем Кьезой, действительно потерпела крупнейшую политическую катастрофу, доказательством чего огромные, как в Мировой войне, людские жертвы, потери политического престижа, ресурсов всех видов и обширных территорий. Потерпела уже вслед за Советским Союзом, осколком которого самонадеянно ступила при своём рождении на новый путь, на деле оказавшийся началом подготовленного для неё глубокого исторического спуска, вплоть до полного исчезновения. Россия терпит, начинает понемногу соображать, что к чему, но молчит пока и бездействует. А что же происходит в якобы победившем её и торжествующем западном мире?

Начались, и давно, губительные процессы, поначалу не всем заметные, и втянули в себя не только Россию, но и весь мир. О каком успехе демократического Запада можно вести речь, если его и не было? Если историческим успехом провозгласили гомеопатическую отсрочку от конца их цивилизации за счёт ограбления не только колоний, но ещё и всего развалившегося социалистического лагеря.

Сегодня радикальный ответ на вопрос «быть или не быть» означает либо выживание всего мира, либо его гибель. Стало виднее, что России предоставлена была историческая возможность начать изменяться первой, и своими первыми же шагами, пробуя, нащупывая путь общественных и культурных изменений, показать всему миру правильное направление пути к спасению. Высокое служение тоже своего рода талант, и в этом смысле народ российский свою талантливость доказал и оплатил давно. В том числе, выразил себя миру и через свои произведения искусства. Чаще к искусству относятся, как к развлечению. А что же это такое — искусство?

Борис пожал плечами, дескать, вопрос профессора не к нему, далёк он от этого. А я промямлила что-то о мироощущении, мироотношении, самовыражении, замешкалась и в нерешительности умолкла. Подобный вопрос мне и в голову никогда не приходил, хотя я считаю себя человеком культурным и кое-что в искусстве, безусловно, понимаю.

— Для меня, — поглядев на нашу беспомощность и выждав для приличия, негромко заговорил Башлыков, — искусство только один из предметов моего хобби. Не станем трогать искусства войны, искусства боя, совершенства технических устройств, сродни предметам искусства, и тому подобных ответвлений. Но, изучая разные художественные творения, я постепенно пришёл к собственному определению этого очень важного для человека и свойственного лишь ему понятия, что и отличает его от животных. Довольный и сытый индивид, в лучшем случае, скажет: «Слава Богу», а то и просто растянется на лежанке, поглаживая набитое брюхо. Я сформулировал так. Искусство — одна из форм творческого выражения в художественных образах отношения человека к окружающему, часто протестная. Вы согласны?

Нам оказалось нечего возразить, и Башлыков заключил:

— Любопытные у вас интересы, госпожа Одо. А ещё?

— Обдумала и согласна с вами, Павел Михайлович. Форма часто именно протестная, чем характеризуется практически любое самовыражение, а не поддержка либо дополнение не тобой созданного, что логически можно отнести к выявлению своей позиции. Но не самовыражению, ибо не ты автор того, что поддерживаешь. Первые понятия о мире истинном, существенно отличающиеся от наших прежних, и представления о нём возникали во мне ещё дома, когда я стала самостоятельно работать в Японии. Может, и раньше, в Англии, в студенчестве. И хотела тогда усвоить первые правила поведения в этом мире. Одновременно выучиться мыслить. Я давно не смотрю на мою деятельность как на путь к чечевичной похлёбке. Но ведь и чечевичная похлёбка, вы попробуйте её, очень вкусна. Наверное, всем нам надо выучиться разумнее сочетать духовность в каждом с личной деловой активностью. Потому что время непрерывно ускоряется, события в жизни каждого человека льются на нас чередой, подобно водопаду, и горько ощущать своё одиночество у этого водопада. Искала хотя бы намёк на тропинку ухода от гнетущего ощущения духовной неполноты. Получив европейское образование, я и пыталась воспользоваться духовными путями классически образованных западных людей, не понимая, что опоздала, а их время ушло. Живыми казались лишь идеи, пока и они не угаснут. Но, наверное, я дилетантски смотрела на европейские религии. «Неужели я всех глупее?», думала я о себе.

Все — не верят, потому что на собственном опыте знают о слабости религии, саму по себе религию считают последним на этом свете прибежищем слабых. А вот я наивно надеялась, что в лоне веры стану духовно сильнее. Однако любая религия требует, чтобы мы много раз на дню повторяли: дважды два четыре. И ни в коем случае не отходили от этого догмата веры, не сдвигались от этой точки дальше дозволенного, не впадали в ересь. В итоге моих одиноких поисков получилось, что мне не на что, не на кого опереться вне себя. Силу, веру, любовь я должна оказалась изыскать внутри себя, в самой себе. Потому что от поучений не всегда разумных церковников, от невежественных священнослужителей, а где их набраться на всех нас, образованных умников, мне становилось очень не по себе. И веру мою хранить глубоко, оказалось, надо, прежде всего, от них, от их грубого, слепого подхода, ибо это они веру мою вольно или невольно разрушают невежеством своим. Уточню: присвоив единственно себе право на истину, своей гордыней сами разрушают в нас веру в церковь и религию. Почему не видят, что каждый народ создаёт свою истину и свою религию, что религии множатся неостановимо? Потому что нет силы духа в сегодняшних религиях, с горьким разочарованием, даже с ужасом поняла я, ибо всё в мире затмили собой деньги. Почему же так выпятилось это всемирное зло? Деньги издавна служили народам всего лишь платёжным средством, обеспечивающим удобство торговых расчётов. Пока не стали сокровищем и не обрели чудовищную власть не только над телом, но и над многими душами человеческими, подчиняя и народы, и религии, и правительства, и страны.

Башлыков, казалось, ожидал подобной откровенности от ничем ему не обязанной и не зависящей от него чужой японки. И