Вильгельм усадил меня за столик, сам отправился за напитками и едой. Вернулся с корзиной жареного хлеба со специями и двумя кружками, что в его могучих руках смотрелись скромно, а рядом со мной почти сосудом для купания. В так называемом кабаке, несмотря на дневное время, толпился народ. На Вильгельма поглядывали с любопытством, он все же в полицейской форме. А на меня… да без особого интереса. Я оглядывалась по сторонам и изучала людей, выискивая малейший намек на желание напасть, накормить ядом или пырнуть ножом, но присутствующих в кабаке куда больше интересовал мой спутник.

— За старые добрые, — Вильгельм поднял кружку и выпил половину напитка, заев все хлебом.

Я последовала его примеру и тоже сделала пару глотков.

— Ну как? — улыбнулся он.

— Намного лучше отвара, — заверила я.

— Да уж, — он устало потер шею и одним глотком допил эль. Из такой-то кружки… это как будто физически невозможно! Но Вильгельм ничего, справился, а после извинился и сходил за добавкой. Принес в двойном размере, что с его темпами дальновидно.

Хотелось спросить, одобрит ли пьянство Янис, но какая разница. Мой побег вот тоже никто не оценит, он вообще со всех сторон хуже, чем пара исполинских кружек эля в разгар дня. И в разгар расследования.

— Как ты вообще, а? — после второй кружки решился Вильгельм на вопрос.

— Нормально.

— Нормально. Да уж… а там? Что было там, Ида? Я… — он махнул рукой, как бы говоря, что зря затеял разговор, но что-то внутри пересилило. Он посмотрел на меня и быстро заговорил: — Я не из досужего любопытства спрашиваю, честное слово. Все останется между нами, я никому и никогда… просто Ефраим был мне так близок… ты видела его там?

— Нет.

Вильгельм резко выдохнул, словно мое «нет» было невыносимым, болезненным признанием. Словно я сообщила, что день за днем Ефраим мучается где-то глубоко под мертвой землей и не может выбраться к людям.

— Там не так плохо, — сказала я как будто правду. — Там есть жизнь… другая. Думаю, с Ефраимом все хорошо.

— Значит, и с ними все хорошо.

— Ты про детей Августы?

Он кивнул.

— С ними все хорошо, но не в Посмертье, а в Аннераме. — Признание далось мне нелегко, я сомневалась, стоит ли его озвучивать. Но решила, что Дарлан вряд ли выдал бы мне опасную информацию, зная, куда я отправляюсь, стало быть, о детях рассказать можно. Тем более, информация дойдет до безутешной матери.

— Что? — с лица Вильгельма сошли все краски. — Это правда?

— Так мне сказали. Детей спасли из-под завалов и спрятали ради их безопасности. Я не видела их лично, не посещала Аннерам.

— Кто тебе сказал?

— Дарлан.

— Дарлан, значит… — Вильгельм вдруг со всего размаху опустил кулак на стол и рявкнул: — Вот же крыса! Сучонок, тварь… он знал, знал с самого начала! И ни слова не сказал!

Из-за столь бурной реакции я вся оказалась облита элем.

— Ты бы успокоился, — буркнула я, прижимая к юбке платок, что походило на попытки воскресить пролежавшего неделю мертвеца, то есть, было совсем бесполезно. — Из-за твоего ора на нас внимание обращают. Вот-вот стража услышит с улицы и прибежит меня охранять.

Вильгельм убрал могучие кулаки под стол, но на меня глянул свирепо:

— Ты, как всегда, на защите Дарлана!

— Я на защите одежды, которая даже не моя! — я раздраженно откинула в сторону насквозь мокрый платок. — Судя по твоим репликам, Дарлан тебе другом не был, так с чего бы ему выдавать королевские тайны?

— С того, что Августа — мать этих детей!

— Которая, насколько мне известно, сидела в башне и считалась предательницей. И сбежать помог ей ты… подозреваю, не обошлось без того же Дарлана, он как минимум не стал вам мешать, а то и вовсе помог. Как думаешь, ушла бы твоя Августа за стену, зная о детях в Аннераме? Вряд ли. Возможно, к этому моменту ее смерть стала бы настоящей. А так… всегда есть шанс что-то исправить, пока вы оба живы.

— Сама в это веришь, Ида? — тон Вильгельма был с намеком на издевку.

— Верю.

— Ну да. И как, по-твоему, я преподнесу новость Августе?

— Это уже не мое дело.

— А что твое дело? Обработать короля? Сомневаюсь, что Александр вытащил тебя из Посмертья из великой любви, ведь нынешний он на такое не способен, значит, у него были аргументы посерьезнее. И вот ты здесь… — после трех кружек эля взгляд Вильгельма изменился, и я засомневалась, что отправиться в кабак с первым встречным такая уж хорошая затея, как показалось поначалу. Я потянулась за старым знакомством, только и всего, но получила те самые подозрения, из-за которых меня хотели убить этим утром.

— И вот я здесь. Что дальше, Вильгельм?

Он промолчал, но это была показательная тишина. Его руки прятались под столом, и я живо представляла, как сжимаются могучие кулаки.

Поняв, что затея с «дружескими воспоминаниями» провалилась, я улыбнулась:

— Вот ты подозреваешь меня и весь из себя на взводе, но забыл, сколь сильный козырь есть в моих руках. И я его использую, если увижу в этом необходимость. Пока не вижу, но ты как будто мечтаешь, чтобы я прозрела.

С лица Вильгельма в очередной раз сошли все краски.

— Ты знаешь про Иллирику? — прохрипел он. — Дарлан все рассказал…

— Вопрос, понимает ли прекрасная и трогательная Августа, с кем связалась? — взглядом я указала на выход: — А теперь проваливай вместе со своими подозрениями и не давай мне повода для откровенности.

Он резко встал, сделал шаг, но остановился.

— Я тогда был другим человеком, Ида. Глупым и пустым, в моей жизни не было ничего, за что я мог бороться, за что захотел бы бороться. Гордиться нечем, это правда. Но Августа меня изменила.

— Хорошо, если так.

— Она меня не простит, если узнает.

— Так не давай мне повода рассказывать.

Вильгельм ушел, более не сказав ни слова.

Дрожащей рукой я схватила кружку и выпила остатки эля. Он был горьким и отвратительным, но мне было плевать, хотелось запить этот разговор, который, впрочем, все же вытащил на свет что-то. Так резко и вместе с тем так легко, что не верилось.

Иллирика. Она была подругой королевы Августы и погибла когда-то давно. Еще в прошлой жизни. Иллирика была воином, сильной девушкой. Но чужая сила порой привлекает людей, которым хочется взять верх, подавить. Унизить. Или просто развлечься, наслаждаясь сопротивлением… я, честно, не знала, к какому типу отнести братьев Ефраима и Вильгельма. Не помнила о них ничего