Шрифт:
Закладка:
Брошюрки Черкасова вызвали шок у многих.
Вопреки желанию автора, очень уж неприглядной выглядела картина явного симбиоза «оккупированных с оккупантами», слишком уж «сладкой» выглядела жизнь тех, кого мы назвали «новой одесской элитой».
Но что тут поделаешь?
С фактами трудно спорить!
В нашем домашнем архиве, почти так же, как и в Одесском городском, собрана вся периодика того времени, и мы готовы подтвердить «под присягой» – все приведенные Черкасовым факты верны!
Нет-нет, мы не собираемся здесь «защищать» господина Черкасова: у нас к нему есть свой личный счет.
Трудно сказать, по какой причине… и нам не хотелось бы делать слишком уж далеко идущие предположения!.. Черкасов считает, что румынские оккупанты… все без исключения!.. были «белыми и пушистыми».
Ну, уничтожили там сколько-то, 90—100 тысяч евреев, но разве это меняет дело?
Да, действительно, это не меняет дела – ведь жизнь «при румынах» действительно текла «молоком и медом».
Бывая в последние годы в Одессе, мы и сами наслушались баек об этой жизни. Мы намеренно шли на контакт с незнакомыми нам пожилыми горожанами, желая услышать их личные воспоминания. И раз за разом с удивлением обнаруживали, что эти воспоминания не касаются террора.
А на прямой наш вопрос к собеседникам о судьбе их соседей-евреев обычно следовал ответ: «Да-да, конечно, что-то такое там, кажется, было с евреями. Их, кажется, как-то преследовали или изгоняли, что ли. Но это же не меняет дела?»
Ну, да, конечно, это не меняет дела. Ведь море действительно было синим, солнце ласковым, а помидоры красными!
Несколько слов, кстати, о помидорах.
Ведь именно этими непревзойденными плодами были завалены в то лето все девять (!) рынков Одессы.
Ранним утром на Новом базаре можно было встретить одесского примаря.
Пыньтя с важностью прохаживался по торговым рядам, заговаривал с продавцами и покупателями, осведомлялся о ценах на большефонтанские помидоры, на синенькие, пробовал обернутую влажной марлей брынзу, слизывал с деревянной ложки желтое, как яичный желток, масло и аккуратненько, двумя жирными пальчиками, приоткрывал жабры бычков, проверяя их свежеть.
Ну, действительно, чем не первый наш градоначальник де Ришелье, любивший захаживать в мелочные лавки и, останавливая на улицах прохожих, расспрашивать о житье-бытье?
Пыньтю встречали приветливо.
Обращались к нему запросто по-русски: Герман Васильевич.
Заводили разговор. Решали мелкие вопросы. По более крупным – договаривались о встрече: утром в муниципалитете или вечером – в ресторане.
Выгодно для обеих сторон.
Еще бы не выгодно: ведь именно муниципалитет раздавал горожанам лицензии на открытие борделей, бодег и комиссионных магазинов, ведь именно муниципалитет занимался распределением еврейских квартир, еврейских дач и, вообще, всего «бесхозного» еврейского имущества.
За услугу платили наличными, в основном золотом – «пятерками» и «десятками» царской чеканки.
Жизнь текла молоком и медом…
«Маскарад» продолжался.
И удивительно, что, несмотря на эту сладкую жизнь, несмотря на угар «маскарада», у кого-то все еще сохранялась жажда крови, сохранялось желание выискивать последних схоронившихся где-то евреев и отправлять их на смерть. Префектура полиции и сигуранца работали не покладая рук, да и доносы не иссякали.
В нашем архиве хранится рукописный донос какого-то анонима, в котором на трех, заполненных всякой антисемитской чушью листах содержится и такая сентенция: «…Коммунисты и жиды, которые выполняют директивы ЦК, т. е. Сталина, скрываются в Катакомбах, Аркадия и Еврейских склепах на кладбищах и Русском что не обходимо тщательно их проверить.
Пример [не разборчиво] Жидовка Галицкая Сара, ранее проживала на ул. Ланжероновской 19 до сих пор скрывается со своим сыном 20 лет у жителей пригорода т-е на Слободке всячески старается украсть паспорт через отдельных работников которые работают в Гос. Больнице и госпитале т. к. умирающие оставляют документы и паспорт и таким образом они приобретают себе, через прислугу и врачей…». [Из рапорта № 156, поданного 29 марта 1942-го в отдел пропаганды муниципалитета. Орфография сохранена. – Авт.].
Этот донос, при всей своей, может быть, смехотворности, на самом деле очень опасен, поскольку в нем упоминаются конкретные люди – Галицкая Сара и ее 20-летний сын, скрывающиеся на Слободке. И, что еще более опасно, раскрывается метод, с помощью которого оставшиеся в живых евреи пытаются добыть для себя «русские документы».
Горько и больно сознавать, что именно доносы часто были причиной гибели евреев Одессы.
Так, как вы помните, донос хозяйки дачи стал причиной ареста родителей Ролли.
«Приманка» для ловли матери
Прошло уже около двух месяцев с тех пор, как их арестовали.
Все это время Ролли продолжала жить в Дерибасовке с тетками – Тася успела заранее с ними договориться и, видимо, хорошо заплатила им за заботу о девочке. И они действительно о ней «заботились».
Прежде всего, они выкинули ее из комнаты в темный коридорчик, где стоял деревянный сундук, который должен был служить ей постелью. А затем, с помощью ржавых садовых ножниц, остригли наголо и строго предупредили: макуху не трогать, так как она предназначена для поросенка, и абрикосы с дерева не рвать, поскольку они их «пересчитали».
На этом вся их «забота» окончилась – они просто забыли о ее существовании и даже оставшийся от обеда суп предпочитали отдавать тому же поросенку.
Ролли старалась не попадаться им на глаза: по ночам дрожала от страха и холода на сундуке в коридорчике, а в течение дня пряталась в саду – карабкалась на старый ветвистый орех, забивалась под лестничку у веранды или же забиралась в гущу кустов черной смородины, где можно было, если повезет, найти даже несколько спелых ягод.
Девочка совсем одичала. Белое платьице ее испачкалось и разорвалось, сандалики потерялись, она выросла, похудела и, наверное, умерла бы с голоду, если бы не случилось чудо.
«Чудо» однажды предстало перед ней в виде местного пацана Васьки.
Шести-семилетний Васька, такой же грязный, оборванный и голодный, как Ролли, целыми днями шастал по чужим дачам, выискивая, где-что «плохо лежит». Добравшись однажды до дачи Арнаутовой, он наткнулся на Ролли и, по какой-то необъяснимой причине, проникся к ней симпатией. Он взял ее под свое «покровительство», и с этого дня они уже вместе шастали по чужим дачам.
Заметив эту странную пару, дачники не жалели в их адрес бранных слов. Случались и тумаки, и в этом случае, побитые и заплаканные, они стремглав неслись на окраину села, где в маленькой жалкой хатенке жила Васькина
