Шрифт:
Закладка:
Погосян запрыгал на месте, воздел руки. В момент удара он был на нашей половине — офсайда нет.
Вот вам и 0:4!
Позвучал финальный свисток. Я и не заметил, как игра пронеслась. Вспотел, конечно — все-таки жарко, — но не запыхался. Под свист и вой болел наши пошли в раздевалку, а я не спешил, наблюдал за Погосяном, который плелся позади всех и жадно всматривался в зрителей.
Таких матчей можно подряд провести сколько угодно. Отличная погода, хороший соперник, не грубый, красивые удары. А что болелы негодуют и желаю на наши головы мор и саранчу, так не впервой.
Победа! Адреналин! И мы пьяны без вина.
Радость омрачило то, что горячие южные болелы не простили нам выигрыш, и начались погромы. Потому автобус, заблокированный фанатами, остался пустым, чтобы отвлечь их, и мы через черный ход небольшими группами грузились в минивэны и ехали в гостиницу.
Но болелы нас и там вычислили и начали скапливаться у гостиницы, разворачивать оскорбительные плакаты: «Мика Погосян предал Армению». «Вон из Армении, предатель!» Что-то по-армянски. И особенно неприятно было видеть свое фото с турнира ММА рядом с испуганным Алешей со сломанным носом. «Нерушимый, ответь за содеянное!»
Твою ж налево! Это что же, Алешин сизый нос меня теперь в каждом городе будет встречать, и все оскорбленные победой «Титана» подключатся к травле?
Вспомнился анекдот: «Я, Джон МакКормик, построил четыре отличных моста в нашем городе, но никто не говорит: «Это Джон, великий строитель мостов»… Народная любовь — гулящая девка. Стоит раз оступиться, и вот уже все, кто восторгался тобой, готовы гнать тебя со свистом и улюлюканьем и бросать в спину камни.
Хорошо, время моего триумфа еще отзывается в сердцах, и большинству болел выгодно верить, что меня оклеветали. Но будь я менее популярным и не найдись у меня денег на адвоката, гремел бы на всю страну как моральный урод, издевающийся над инвалидами, насилующий бабушек и отрывающий котикам лапки.
Завтра мы поедем в Михайловск, созвонюсь с Кагановским, узнаю, как у нас дела.
Невесело было не только мне, но и Погосяну, который заперся в номере. Мало того, что встреча с отцом, на которую он так надеялся, не состоялась, так еще и земляки выставили его предателем. Сегодня его лучше не трогать, а завтра скажу, что народный гнев так же переменчив, как и народная любовь. Через несколько дней «Котайк» еще кому-нибудь продует, и его фанаты будут параллельно болеть за более удачливый «Титан», где играет их звездный земляк.
Мне вместе со всеми веселиться тоже не очень хотелось, и я проверил свою страничку, куда набежали армяне с обвинениями, и началась настоящая рубка с нашими фанатами. Писать я никому ничего не стал.
Перед вылетом ко мне зашел Погосян и сказал, отводя взгляд и комкая салфетку.
— Мне тренер «Котайка» звонил, прикинь.
— В команду звал? — предположил я.
— Если бы. Не только звал, но и обвинял, что я предатель! Что семье за меня стыдно. И только играя за «Котайк», я заглажу вину.
— А ты? Пойдешь?
— С шантажистами нельзя договариваться, — сказал он мрачно. — Хрена им! — Он помолчал немного и дополнил: — А потом брат звонил. Тоже ругал. Как так — своих предал!
Я пожал плечами.
— Идиоты! Это ж не война. Надо перетерпеть, Мика.
Пришлось прочитать ему лекцию — озвучить свои вчерашние мысли. Сказал вроде банальность, но Мика воспрянул.
— Знаю, — кивнул он. — Перетерплю. И в вышке еще побегаю, пусть утрутся!
Потом мы погрузились в автобус, мрачный водила отвез нас в аэропорт, и мы, притягивая взгляды девчонок, набились в самолет.
Когда он приземлился в Москве, я получил сообщение от Семерки, что она в столице, транспортировка прошла успешно. Уже хорошо. Надеюсь, в Москве злоумышленник потерял ее из виду.
Потом уже в Михайловске меня вызвал к себе Тирликас, вручил запечатанный (интересно, вскрывал или нет?) конверт от Семерки и сказал, что убили еще двоих самородков. Подумалось, как же хорошо, что я не знал этих людей, их смерти не ранят, ведь за именами не стояли дорогие сердцу личности, они — лишь строчки некролога. А вот Семерку, наверное, наизнанку выворачивает от бессилия.
Значит, надо выделить время и навестить Кардинала, благо сведения о самоубийце в конверте, и он сможет выстроить причинно-следственные связи. Ехать к нему часа три, он отбывает наказание в ИК № 2, это в лиловском районе. После возвращения из Риги будет четыре дня между играми — однозначно тогда и поеду, ведь потом сборы, и будет некогда. Как правильно преподнести информацию, подумаю позже.
Перед самым вылетом в Ригу в здании аэропорта нас неожиданно собрал Сан Саныч, глянул на экран телефона, на Микроба, который нас провожал, снова на экран. Я догадывался, что он собирается сказать.
— Так, парни. Мне пришло распоряжение из Комитета по этике насчет нашего Марадоны…
— Я тоже лечу? — осторожно спросил Микроб, еле сдерживая улыбку. — Надеюсь, нас не оштрафовали? Ну, в смысле, на деньги…
— Дисквалификация, — проговорил Димидко и взял паузу, будто издеваясь.
Микроб сморщил лоб, и его светлые патлы чуть ли не дыбом встали.
— Надолго?
— С двенадцатого августа до двенадцатого сентября…
Микроб выдохнул и закатил глаза. А вот в голосе Димидко радости не было.
— Тебе повезло, Федор, что пострадавший согласился на мировую. За такое и на год могут отстранить, и вообще навсегда!
Все помолчали немного, и Погосян, который немного воспрянул после Абовяна, сказал:
— Вишь, Федя, ты нас пошел провожать — и судьба тебя отблагодарила! Все, можешь валить…
Не успел он договорить, как объявили регистрацию на наш рейс. Левашов улыбнулся:
— Все, таможня дала добро! Бывай, Хотеев!
23 августа 2024 г. Рига
Вчера Рига встретила нас душной влажностью, но к вечеру небо заволокли тучи, ночью пошел дождь, наступила долгожданная прохлада, и игра проходила в привычное время — в восемнадцать ноль-ноль.
Местные болелы встречали нас свистом и воплями, что «Титан» — кусок дерьма, способный только инвалидов бить. Жека косился на меня, потому что из-за происшествия с Алешей теперь и команде достается, но молчал, чтобы не схлопотать затрещину.
Игра прошла так, как и говорил Димидко на прокачке: мы всласть покатались на рижском «автобусе». «Целтниекс» нас опасался, а потому играл от обороны, но нашим время от времени удавалось прорваться. Первый гол забил Погосян. Второй — Рябов и третий — Гусак. Когда это случилось, он сам не поверил и остолбенел, а потом давай скакать по полю, словно верхом на лошадке, у которой есть только голова, а вместо тела палка.
Под конец