Или все-таки убийства одаренных и моя вербовка не связаны?

Черт! Как же хочется просто спокойно жить!

Дома я застал только Микроба, собирающегося спать. Саенко уже дрых, Погосян и Клык еще не вернулись. Направившийся в свою комнату Федор остановился и сказал:

— Жаль, что ставки не сделали. Клык теперь один из нас!

— Я верил в него. Не все ж ему в девственниках ходить.

— Ага. А то мамашу пасет, бесится, что она к Санычу ездит. Теперь сам при бабе, авось попустит. Микроб зевнул во весь рот. — Все спокбрык!

Вспомнилась родительница Клыка, которой больше тридцати не дашь, и подумалось, что у людей, как у вин, разный потенциал: одни со временем портятся, а другие становятся лучше.

Я принял душ и завалился спать, но уснуть получилось не сразу. Я думал об несчастном Алеше — вечном ребенке, дома избиваемом истеричной матерью, на улице — жестокими подростками, к которым он тянется. По-хорошему его бы отправить в интернат, где живут такие же, как он, взрослые дети. Благо в этом мире таких интернатов много, сотрудники хорошо получают, держатся за место, и блаженных никто не обижает.

Потом я проснулся и был обычный день, который не принес ничего нового: тренировка, коллективный просмотр футбола, сон.

А вот следующим утром, когда я вышел из душа, взбудораженный Микроб вскочил и потряс газетой:

— Саня, ты посмотри, что пишут!

Я взял газету, «Вестник Михайловска», где на первой странице была фотография несчастного Алеши с кровоподтеком на пол-лица. «Известный вратарь жестоко избил инвалида».

— Вот сука, — прошипел я, скомкал газету, но потом расправил ее и принялся читать статью.

Писали, что я, эдакий злодей, глумился над умственно отсталым под ликование жестоких подростков. Бил его. Сломал бедолаге ребро. У несчастного стресс и недержание…

— Твою мать! Вод же тварюка. Жаба! — не сдержал эмоций я и в очередной раз отметил, до чего же ярко эмоционирует это тело, Звягинцева так злость не накрывала.

— Кто? — вытянул шею Микроб.

Пришлось объяснять:

— Я действительно скрутил этого парня, потому что он за мной крался, и я подумал — ограбить хочет. Потом выяснил, что он просто хотел автограф, но боялся подойти, потому что дурачок. Повел его домой, чтобы извиниться перед опекуном, его мать узнала во мне Нерушимого и стала шантажировать, требуя много денег. Тому есть подтверждение.

Я включил ролик и дал посмотреть Микробу. К нему присоединился зевающий Погосян, сразу проснулся, поскреб в затылке и сказал, возвращая телефон:

— Надо было сразу в ментовку идти, действовать на опережение.

— Да кто ж знал, что эта баба такая долбанутая! Теперь придется идти — после обеда.

— Меня бы спросили, — сказал проснувшийся Саенко, который успел вникнуть в происшедшее. — В моем классе был дурачок, так его мамаша всех задолбала: и родителей, и учителей. Типа все ей должны, раз у нее такое уродилось. Они реально невменяемые, такие мамаши. Весь мир им обязан. Так и сделать ничего не могли, она инвалидом своим прикрывалась.

Нехорошее предчувствие холодком пробежало по спине. Меня, конечно, не посадят из-за этой дуры, но крови она попить может. Так что да, надо действовать на опережение, потому я сразу же позвонил Димидко, отпросился с тренировки.

Потом набрал своего старого знакомого адвоката, Олега Леонидовича Кагановского. Жук хитрый, скользкий и дорогой, но искать другого — терять время.

Мы встретились, составили заявление о клевете и вымогательстве, я скинул ему запись разговора с мамашей Алеши и поручил остальные заботы.

Вечером он отзвонился и сказал, что заявление она все-таки на меня написала. Но ничего, лучше на адвоката потрачу те деньги, что она у меня затребовала — человек их заработает честным трудом, а не выбьет из лоха нахрапом.

Об исходе разбирательства я не волновался. В сравнении с тем, что со мной было зимой, это все мелочи жизни. Единственное, что нервировало — скандал набирал обороты, его растиражировали журналисты, растащили, как шавки — содержимое мусорного пакета.

Пришлось с согласия Кагановского писать статью-опровержение и давать интервью некоторым журналистам. Радовало, что болельщики были на моей стороне. Из ста комментариев, оставленных под моей публичной страничкой в Комсети, только один был в поддержку женщины-жабы, Аллы Николаевны Васильевой.

Но ничего, скоро отвлекусь, уеду в Армению. До сборов остались две недели и четыре матча, которые я проведу в составе «Титана», а потом посмотрю, насколько наше с Санычем детище жизнеспособно без моей поддержки.

19–20 августа 2024 г. Абовян

Армения! Бесконечные сизые горы с лежащими на них облаками. Говорливые горные речки, где на перекатах стоит форель… Вот бы — в горы да по форель! Поставить палатку там, где нет связи, вдыхать густой, хоть ножом режь, воздух и хмелеть от него без вина, ловить рыбу и медитировать. Но кто ж даст расслабиться?

Самолет наш прибыл в Армению в шесть вечера, и все, что мы успели — быстренько прогуляться по городку, даже в Ереван, к которому Абовян примыкал, не поехали. Пока добрались до гостиницы из аэропорта, пока зарегистрировались — уже и девять вечера. Армения — не Англия, где и выгуляют, и накормят, это — часть Советского Союза.

Мы уже привыкли, что из-за жары в последнее время играли в семь вечера, и сегодняшний день не стал исключением. Утром 21 августа, то есть завтра, мы летим в Москву, ночуем в Михайловске, а оттуда — в Ригу, в гости к «Целтниексу», с которым мы уже играли в прошлом году во Второй лиге.

Такая вот работа — ездишь по всей стране, а страны не видишь. Самолет или поезд, автобус, гостиница, спортзал, тренировочное поле, подтрибунные помещения — арена. А там все по ГОСТу: трава подстрижена, ворота укреплены, кресла красиво раскрашены. И везде, получается, почти как дома. Ехал, ехал — опять дома! Только болельщики меняются.

А уж болел тут — полный стадион. Пришли все от мала до велика, а для тех, кто не влез на трибуны, хваткие организаторы установили мобильные точки, где шла прямая трансляция, продавались закуски и минералка. Спиртного — ни-ни. Радостные все, нарядные и шумные. И чему радуются? Неужели рассчитывают на победу «Котайка»? Аж как-то неловко стало, что мы, понимаешь, понаехали и собираемся забрать у этих людей радость.

Тяжко нам будет без поддержки наших фанатов, но ничего, прорвемся!

Да, ездить муторно, но ведь сложно найти такую работу, которая приносит удовольствие. Потому в футболе деньги — вторичное, главное