Ты очень кстати, потому что мы от жадности набрали жратвы так, что еле тащим. Ещё у Санда инструментов полтонны в рюкзаке, этот слесарь-перипатетик всё до последнего напильника выгреб. Хорошо хоть велосипед подвернулся, на него сумки повесили. Так что я тебе сгружу сюда на дорогу сумарь с кашей, подбери, как отойдём. Какая бы она ни была, а бросить жалко. Ну что, беглые каторжники, потопали?

***

— Итак, команда… То есть говорящая её часть. Надеюсь, все устроились по своим каютам, так что селекторное совещание объявляю открытым. Напоминаю: чтобы что-то сказать, надо нажать кнопку, а чтобы послушать — отпустить её. А не наоборот, как Стефтан постоянно делает. Да, док, тебе первое слово. Докладывай, как вы тут без меня развлекались. Приём.

— Рад слышать тебя, Ингвар. Мы уже начали за тебя беспокоиться. Пацан просто места себе не находил, да и Лысая вся издёргалась. Так и торчала в коридоре, зараза психованная. Днём подползает к рубке, ночами орёт. Я бы ей таблеток дал, но как? Тут в гальюн выйти — и то проблема была. Пока докричишься, пока уговоришь уйти… Но до рубки, надо сказать, почти доползла. Осталось метров пять, не больше. Приём.

— Вижу, да. Вон, на пороге торчит, глазами лупает. А зачем её на берег-то понесло? Приём.

— Кто её знает. Сидела-сидела и хлобысь за борт, только брызги полетели. Я уж думал, что она решила утопиться с горя, но смотрю — гребёт к берегу. Вылезла и как была, в мокром, ломанулась в развалины. Может, это любовь, а, Ингвар? Приём.

— Смеяться над убогими грешно, Стефтан. Мало ли что в её лысой башке замкнуло? Таблетки подготовь, я ей скормлю. Вроде бы с ними легче. Что у нас кстати, с запасами? Приём.

— Пока тебя не было, мы причаливали к берегу, и я принимал больных. В благодарность нам притащили не только еды, но и содержимое какой-то аптеки. Так что медикаменты в наличии. Не очень много, но на первое время хватит. И есть то, что тебя порадует, шкипер! Куча очков из салона оптики! Я не офтальмолог, но методом тыка что-то подберёшь. Приём.

— Отличная новость, Стефтан, хотя то, что вы подходили к берегу, меня не радует. Я же велел этого не делать! Опасно! Приём.

— Я не мог бросить людей без помощи. Слухи разнеслись, они бродили по пирсу, рискуя зацепить друг друга триггерным радиусом… Обошлось же! Приём.

— Ладно, что уж теперь. И правда, обошлось же. Теперь мои новости. И главные из них — у нас прибавление. Ну, да вы, впрочем, знакомы. Бояна и Санд выразили желание присоединиться к экипажу. Есть возражения? Приём.

— Я только рад. Приём.

— Это Марико, механик, если вы забыли. Я не против, но к моему дизелю пусть не лезут. Приём.

— А что у тебя за дизель? Ах, да, это Санд. Приём.

— А ты разбираешься, что ли? Приём.

— Есть немного. Приём.

— Так, братья по солярке, это вы потом обсудите, — перебил их Ингвар. — Раз возражений нет, переходим к практической части. В судовой роли Бояна будет кок на ходу и санитарка на причале. Санд — помощник шкипера и слесарь на все руки. Но самое главное — в расписание вводится обязательная тренировка по сокращению агрорадиуса. Поскольку эффективность её доказана жестокими и бесчеловечными опытами на живых людях, мы будем на острие прогресса. Приём.

— И мне надо? — спросил Марико. — Приём.

— Да, маслопупых тоже касается. В свободное от вахт время выходим на палубу парами и усаживаемся на задницы. Да, бесит, да, неприятно. Но надо, однокорытники, надо. Иначе что мы за экипаж? Берите пример с Лысой. Видите? Ах, да не видите. Так поверьте на слово — глаза выпучила, зубами скрежещет, а сама подползает. Не знаю, что будет делать, когда доползёт, может, укусит, но она хотя бы старается. Так что не отлынивать, лично составлю график и буду следить за исполнением. Кто начнёт сачковать, пропущу под килем, по старой пиратской привычке. Нет, пацан, тебя это не касается. Хотя помыться тебе бы не помешало, совсем без меня забил на гигиену. Всем всё понятно? Приём.

***

— Да, да, пацан, я тоже рад, что вернулся. Буду тебе дальше по ушам ездить. А сейчас давай-ка пожрём. Каши, да. А кто тебе мешал рыбы наловить? Только твоя пацанская лень. Так что ешь, чего дают. Со вкусом липиры. Как оливки в клубничном сиропе. Загадочная вещь эта каша, скажу я тебе. До катастрофы её никто в глаза не видал, а теперь под каждым кустом валяется. Зачем её делали в таком количестве? Где хранили? Почему она, к примеру, в магазинах не продавалась? Нет, сложно себе представить идиота, который будет жрать липиру за свой счёт, но… «Есть многое на свете, друг пацан, что непонятно всяким мудрецам». Пожрал? Давай чайку сделаю.

— Эй, Лысая Башка! Дай пройти на камбуз. Да, я к тебе обращаюсь. Ну, что ты на меня смотришь, как будто запор одолел? Очень сочувствую твоим страданиям, но, блин, сколько же с тобой проблем! Ты меня слышишь вообще? Что это за пантомима? Что это должно означать? Чего глаза ладошками закрыла? Я, конечно, не красавец, но… Чёрт, дошло. Ты хочешь показать, что, если ты меня не увидишь, то тебя и не триггернёт? Сомнительная теория, как по мне. Это было бы слишком просто. Ты же будешь знать, что я рядом. Звук, запах, шаги, движение… Нет, мне кажется, уши заткнуть тоже не поможет. Иди-ка ты лучше в каюту, потом выползешь. Я тебе как раз чаю налью. Да вынь ты пальцы из ушей, я с тобой разговариваю! Блин, ну и что с тобой делать? Ну, ладно, давай проверим твою теорию… О чёрт, я так и думал! Н-н-на!

— Не, пацан, зря она меня не послушалась. Вот, ещё одна шишка на лысой балде. Этак там последнее сотрясётся, и что тогда? Ладно, чай откладывается, потащу её в каюту. Заодно у доктора таблеток от головы прихвачу, положу на тумбочку, ей теперь точно понадобится.

***

— Вот и чай, и — сюрприз! Да, пацан, это конфеты! Прикинь? Настоящие конфеты. Мудень, который думал, что держит меня в плену, тот ещё сладкоежка оказался. У него в кабинете аж муравьи завелись, но он ни с кем не делился, всё найденное в развалинах отнимал. Все эти мамкины властелины мира на самом деле