гордостью по части раскрытия таинственных преступлений. В заметке было сказано, что Нат Пинкертон, Ник Картер и Шерлок Холмс являются перед вами не чем иным, как простыми трубочистами. Я взываю к вам о помощи в одном чрезвычайно странном деле. Вы слышали, что в Пултуске был убит Еремия Рокфеллер. Есть основания думать, что он был убит отнюдь не теми лицами, кого обвиняют официально. В настоящее время исчез Артур Рокфеллер, его сын, хотя домашние скрывают его исчезновение. Во имя справедливости и для спасения жизни молодого человека займитесь загадочным делом.

Честь имею, высокочтимый

и т. д, и т. д, и т. д»

Написав это письмо, доктор Лепсиус запечатал его, наклеил марку и позвал Тоби:

— Тоби, — сказал он внушительно, — дай это письмо мисс Смоулль и прикажи ей немедленно бросить его в почтовый ящик.

Тоби схватил письмо и опрометью помчался в верхний этаж, где урожденная мисс Смоулль, засучив рукава, гладила белье своего мужа, Натаниэля, пришедшего к ней на полчасика. Когда утюг ставился на печь, молодожены занимались поцелуями.

— Мисс Смоулль! — заорал Тоби. — Берите письмо и бросьте его в почтовый ящик.

— Я тебе не мисс Смоулль, желтый болван! Двадцать раз в день говорю тебе: мистрисс Эпидерм, мистрисс Натаниэль Эпидерм!

— Да чем же я виноват, если сам масса Лепсиус! — прохныкал Тоби.

Мистрисс Эпидерм величественно взяла письмо и взмахнула им в воздухе.

— Вот что я тебе скажу, Тоби, мулат. Если твой хозяин на старости лет приревновал меня, или хочет подыграться ко мне, или затеял другую какую насмешку, — знай, обезьяна, я не из таковских! Я слышу все, что говорится мне в лицо и за глаза, благодарение берлинскому наушнику. Вот тебе! Вот твоему барину!

Раз, два — письмо полетело в открытое окно, прямо на улицу. Натаниэль радостно захихикал. Тоби вскрикнул и бросился вниз подобрать злополучное письмо, — но, увы, сколько он ни искал на тротуаре и на мостовой, его нигде не оказалось. Можно смело положиться на Тоби, — он не расскажет об этом своему барину ни наяву, ни во сне.

Что же касается читателя, то он вправе узнать, что письмо упало прямо на воз с премированными кроликами, торжественно отправлявшимися домой с нью-йоркской выставки по животноводству.

Глава двадцать шестая

Целиком на суше

Солнце зажаривает над Миддльтоуном, птицы поют, деревья распустились, — словом, природа подогнала себя под календарь почти в самую точку, хотя, надо сознаться, старухе это с каждым годом становится все труднее и труднее.

Мастерская деревообделочного завода залита полным светом. Веселый гигант, Микаэль Тингсмастер, в переднике и с трубкой в зубах, знай себе работает да работает рубанком, стряхивая с лица капли пота. Белокурые волосы слиплись на лбу, фартук раздувается, как парус, стружки взлетают, свистя, во все стороны. Хорошая, гладкая штучка выходит из рук Микаэля Тингсмастера, весело подмигивает она двумя глазками:

Мик поднял ее на свет, полюбовался, вынул трубку и запел вполголоса, глядя на свою штучку:

Клеим, стругаем, точим.

Вам женихов пророчим, —

Дочери рук рабочих,

Вещи-красотки!

Сядьте в кварталы вражьи.

Станьте в дома на страже,

Банки и бельэтажи —

Ваши высоты.

Кто не знает песенки Тингсмастера? Один за другим к Мику сошлись рабочие, улыбаясь и подтягивая.

— Ну, как дела, Мик? Как подвигается кресслингова затея?

Тингсмастер поднял вверх великолепный квадратный ящик, сделанный из драгоценного эбенового дерева.

— Вот оно как, ребята, — сказал он с улыбкой, — осталось только украсить его резьбой да передать на оптический завод, где уже все смастерил техник Сорроу. Вставят, вправят — и готова штука!

— Ловко! — захохотали рабочие. — А химики знают?

— И химики сделают свое дело. Дочь не пойдет против отца, никогда не пойдет, так и знайте, ребята.

— А секрет-то тебе известен, Мик?

— Не приставайте, не скажу. Да и не нашего это ума дело, братцы. Техник Сорроу намудрил, чуть ли не по-латыни.

Рабочие схватились за живот, надрываясь от хохота. А Мик как ни в чем не бывало смахнул с фартука стружки, надел картуз и пошел к себе домой скоротать полчаса, ассигнованных Джеком Кресслингом на обеденную передышку.

Скучно стало в маленьком домике Тингсмастера без верной Бьюти. Стряпуха поставила на стол тарелку с салатом и мясную похлебку, нацедила Мику жидкого пива и села с ним есть. Молча и торопливо окунали они ложки в тарелку, как вдруг задребезжало чердачное окно.

— Голубь! — воскликнул Мик и, бросив ложку, помчался на чердак. В самом деле, в окно бился почтовый голубь Мика.

Распахнув окно, он поймал голубя, погладил и опустил пальцы в мешочек на его шее.

— Странно! — пробормотал он, спуская голубя с пальца. — Никакой записочки ни от Биска, ни от мисс Тоттер.

Не успел он сказать это, как в чердачное окно влетели, один за другим, еще девять почтовых голубей и опустились с ласковым воркованием к нему на плечи и на голову. Голуби были живы и здоровы, мешочки у них на шее в полном порядке, но ни один из них не принес Мику письма.

— Несчастье! — воскликнул Мик. Он посадил голубей на их жердочки, насыпал им корму, налил воды и бросился бегом на ближайшую радиостанцию.

— Менд-месс!

— Месс-менд. В чем дело, Мик? — отрывисто спросил дежурный, возившийся над приемом депеши.

— Пошлите радио на «Амелию», дружище.

— Можно. Кому?

— Технику Сорроу. Передайте так: «Вестей нет, предполагаю несчастье, берегитесь Кронштадте подмена».

— Будет исполнено, Мик. Крупная игра, а?

— На человеческую жизнь, — ответил Мик, приложив к картузу два пальца, и опрометью помчался на завод.

Стряпуха аккуратно доела свою порцию похлебки и выглянула в окошко, не идет ли Мик. Потом вздохнула, почесала в ухе и честно разделила оставшуюся похлебку на две части, съев свою часть и облизав ложку.

— Мы люди бедные, но справедливые, — шептала она себе под нос, выйдя за дверь и поджидая Мика, — сейчас он, голубчик, вернется и съест свою долю, ровнешенько половину.

Однако же Мик не шел и теперь. Вздохнув еще громче, стряпуха опять поделила остаток на