Шрифт:
Закладка:
В чем обязанности секретаря ордена? Выслушивать братьев по ордену, вести протоколы. Следить за соблюдением строгих ритуалов, когда кого-то повышают в ранге или отмечается очередной праздник. Всегда политика — как же без политики, споры, интриги. Интриги встроены во власть, мало того — постепенно становятся ее главной функцией, а потом и сутью. Фракции сталкиваются, спорят чуть не до драки, лояльность, как в песочных часах, перетекает из одной колбы в другую, ножи, предназначенные для одной спины, вонзаются в другую и часто в спину того, кто всю ночь этот нож точил. Многие становятся жертвенными агнцами собственной измены. Пора оставить пост. Скоро, ближе к Новому году, выборы президента ложи. Какое ему дело? Все эти игры для тех, кто помоложе, черт бы их всех побрал.
— Ну, хорошо, Тихо. Кое-кто из братьев не без удовольствия вспоминает свадебные праздники в поместье Тре Русура.
Болин достал щепотку нюхательного табака из черепаховой шкатулки, потянул носом, закатил глаза и через пару секунд чихнул в рукав камзола.
— Если бы вы явились в другом наряде, а не в виде уличного бродяги, мне было бы труднее выставить вас за дверь.
Сетон растерялся, но быстро пришел в себя:
— Возможно, мне будет позволено развлечь братьев новым представлением? В том же роде? Мне показалось, зерно примирения, посеянное мною в спальне Тре Русура, дало неплохие всходы. Могу предложить нечто в том же роде.
Болин высморкался.
— Что ж… как раз сейчас всех одолевает скука. Развлечение было бы очень к месту. Но это должно быть что-то особенное. Подумайте, Тихо. Ознакомлю братьев с вашим предложением на следующем же заседании и сообщу о результатах голосования.
У Сетона настолько пересохло горло, что он вынужден был несколько раз прокашляться.
— Когда вы хотели бы…
— А разве ваша муза приходит по расписанию? Подождем, пока соблаговолит явиться.
Болин посмотрел на часы, сунул в карман жилета, но ритуал выдворения не завершил.
— Что вам нужно для вашего замысла?
— Ресурсы, чтобы я мог привести в исполнение мой замысел и доставить изысканное удовольствие братьям по ордену.
Болин скептически поднял бровь:
— А что еще?
— Охотничьи псы. Если мои усилия интересуют братство, я смогу удесятерить их, когда буду избавлен от этой обузы. Пусть оставят меня в покое.
— Музе передайте: пусть не тянет. И кстати: вон там, под статуэткой льва, пачка билетов. Возьмите один или пару. Может случиться, спектакль вас вдохновит. И знаете что, Тихо? Борода. Единственное, что вам к лицу.
Выйдя в переулок, Сетон вспомнил: на корабле юный Тре Русур пересказал ему слова, сказанные о нем, Тихо Сетоне, Сэмюелем Фальбергом.
Скорпион, притворяющийся безобидным паучком.
То же самое он услышал и сегодня, но человек, сделавший это наблюдение, отличался от Фальберга настолько, насколько вообще могут отличаться один от другого представители человеческого рода.
У всех на устах имя Линдегрена — оказывается, упсальский юноша, известный озорными застольными песенками, несколько лет назад ошеломивший публику «Слепым любовником», написал новую пьесу — неслыханный успех обеспечен. Пьесу в театре обсудили, одобрили, отрепетировали — и, как говорят, ждут триумфа. Билеты на премьеру давно проданы. Счастливчикам приходится отбиваться от предложений продать их за двойную цену, а то и дороже.
Сетон от соблазна продать подарок Болина удержался. Черт его знает, а вдруг старик сам припрется в театр, проверить?
А ведь когда-то часто ходил на такие представления, билеты буквально совали ему в руку. Он был всем нужен — подольстить на всякий случай или попросить о какой-то услуге. Но в приглашении Болина вполне может быть заключен подвох.
Ну нет. Преодолеть искушение. К тому же если и есть что-то достойное в жизни города — так это театр.
Он идет в театр. Пусть будет все, как раньше.
Днем шел дождь, но к вечеру прояснилось. Тихо Сетон перешел через мост на Норрмальм, миновал здание оперы — и вот он, сказочный замок между Королевским садом и водой. Когда-то этот замок получил имя «Несравненный» и до сих пор вполне его оправдывает. Прямой укор построенному Тессином королевскому дворцу — огромному, тяжелому, словно прижатому к земле параллелепипеду. Как будто знаменитому архитектору отказало необходимое в его профессии понимание трехмерности бытия. Зато «Несравненный» с его летящими замысловатыми пропорциями, стройными башенками и высокими окнами — совсем другое дело. Истинный памятник, зеркало, в судьбе которого отразилась болезненная суть эпохи. Построен лет сто назад для короля, но потом, ввиду недостатка денег, передан государству. Когда Густав III начал войну с русскими, переделан в арсенал. А теперь, после того как отгремели последние залпы, вновь перестроен — на этот раз в нем разместился театр, прибежище фантазии и честолюбия.
Зябко. Холодная весна вцепилась в рукав наступающего лета и никак не хочет дать ему дорогу. Это Сетону на руку: публика тепло одета, многие даже намотали на подбородки зимние шарфы, узнать кого-то трудно, если вообще возможно.
Он поднимается по лестнице, но дорогу преграждает капельдинер в малиновой ливрее.
— Попрошу билет.
Глянул и огорченно покачал головой, словно лучшие его ожидания не оправдались.
— Придется подождать. Стоячих пропускаем в последнюю очередь.
Сетон с трудом удержался от комментария, подошел к освещенному окну и посмотрел на билет. Так и есть: стоячее место в партере. Среди всякого сброда, да еще сбоку, откуда видна только часть сцены. Придется любоваться левой половиной действия. Или правой. Он даже не предполагал, что речь может идти не о ложе.
Болин… негодяй. Еще одно унижение. Остается только проклинать свою доверчивость.
Холод все больше напоминает о себе. Сетон натянул на себя все, что у него было. Впрочем, трудно объяснить, откуда эта дрожь: от нетерпения или просто замерз. Наконец впускают и третьесортных зрителей, но только после того, как капельдинеры выстроились по обе стороны внезапно опустевшей лестницы и проводили восхищенными взглядами прибывших знатных гостей. Толпа повалила с руганью и толкотней. Шагу не сделать, чтобы не наступить кому-то на пятки.
Партер забивают до отказа. Еще один-другой зритель, и начнется опасная давка. Видно, устроители с карандашом в руке посчитали, сколько квадратных дюймов нужно для среднего горожанина, поделили площадь партера на эту скупо выбранную норму — вот вам и количество билетов. То и дело вспыхивают ссоры, даже мелкие потасовки… Сетона удивило: женщины ничуть не уступают мужчинам. Ни в работе локтями, ни в непристойной ругани. Он терпеть не мог чужих прикосновений, ему стало не по себе. Попытался найти глазами выход. Но куда там: в такой толпе идти против течения бессмысленно и опасно.
