– Пейте.

Он долго смотрел на воду.

– Если вы не из ведомства, тогда… почему вы здесь?

– Я здесь, потому что хочу помочь вам.

– Помочь мне? – громко спросил он.

– Да, помочь. – Вернувшись к кушетке, на этот раз я села на ее подлокотник. – У вас прекрасная семья, но ваши действия, когда о них станет известно, уничтожат их. Помните Мейдоффа? Один из его детей покончил жизнь самоубийством. Вы же не желаете, чтобы подобное случилось с Генри, правда? Или с Мадлен, если уж на то пошло. Вы же не хотите, чтобы вашу жену выставили из всех общественных организаций и забросали оскорблениями. Или чтобы ваши внуки подвергались травле и остракизму в школе. Дети порой могут быть очень жестокими.

Мужчина молчал, но, по крайней мере, сделал глоток воды.

– Я не прошу признания, и на мне нет прослушки. Просто хочу, чтобы мы нашли решение, пока все это не вышло вам боком. Сколько денег у вас осталось?

Его взгляд метнулся к двери.

– Мистер Бофингер, я не ваш палач. Если уж на то пошло, я скорее ангел-хранитель. – Ха. Я почти улыбнулась от того, что вплела эту крупицу правды в человеческий разговор. Почти, потому что правда заключалась в том, что его финансовая пирамида не повод для смеха. – Так что, пожалуйста, окажите мне сотрудничество.

– Три.

– Миллиарда?

– Нет. – Он закрыл глаза, его кожа приобрела землистый цвет рисового пудинга. – Три сотни миллионов долларов.

– А дом? То есть дома́?

– Могу получить тридцать, может быть, сорок, за этот. Тот, в Хэмптонсе, стоит около семидесяти, но… – Он прижал кубок по лбу. – Но я уже брал под него кредит, так что… Так что им владеет банк.

– А что насчет предметов искусства?

– Они стоят несколько миллионов. Максимум двадцать.

Я не знаток в математике, но возвращать деньги инвесторам было бы все равно что пытаться искупаться в капле воды.

– Ладно. А инвестиции? Наверняка не все они пропали.

– Два инвестора потребовали свои деньги в прошлом месяце, поэтому мне пришлось… – Конец его фразы сменился пронзительным выдохом, а затем его поникшие плечи затряслись. – Я отправлюсь в тюрьму. Пожизненно.

– Да. Наверное, так и будет.

– Я должен просто… – Он посмотрел на пенную гладь Ист-Ривер. – Просто… спрыгнуть с моста.

– Тогда все это обрушится на вашу жену и детей. А вы этого не хотите.

– Что же вы предлагаете мне сделать? – Его пронзительный голос меня не испугал.

– Я предлагаю рассказать вашей семье. Вам понадобится эмоциональная поддержка.

– Эмоциональная поддержка? – возмутился он.

– Да. Грядут трудные времена. Весь мир восстанет против вас. Чтобы выжить, вам понадобятся союзники.

– Я лучше умру, чем заставлю их через это пройти.

– Но разве вы не понимаете, что они все равно пройдут через это, независимо от того, бросите вы их или нет? Мистер Бофингер, если вы умрете, они станут лицами вашей финансовой пирамиды. Если вы останетесь и преодолеете испытания, то сможете их защитить. Воспринимайте себя их щитом.

Его покрасневшие глаза были устремлены на меня, но в то же время они будто остекленели, а значит, он погрузился в свои мысли. Надеюсь, чтобы обдумать мой совет.

– Кроме того, вам нужно позвонить своим инвесторам и открыть им правду, вернуть им все, что сможете, даже если этого будет недостаточно. А потом позвонить в ФБР и сдаться. Это скостит пару лет тюремного заключения.

Он моргнул, выходя из оцепенения.

– Почему? – прохрипел он. – Зачем вы это делаете, мисс Моро? Почему помогаете мне?

– Потому что мы не сумма наших ошибок, а сумма того, как мы с ними справляемся.

Тогда я подумала об архангеле. О том, как он спас Лей после того, как частично послужил причиной ее смерти. Исправление своей ошибки сделало его благородным в моих глазах. В глазах Найи он достоин любви. Но в глазах своих собратьев он бы выглядел преступником. Восприятие субъективно.

Добровольное признание не оправдает преступление Бофингера, не сделает его невиновным, но оно поможет ему совершить шаг к тому, чтобы стать лучшим человеком, и облегчит его душу.

– Хорошо. – Мистер Бофингер глубоко, со свистом вдохнул. – Хорошо.

Мое сердце заколотилось. Конечно, это всего лишь слово, но то, что он произнес его… Это почти подарок. Да, я встретилась с ним, чтобы заработать перья, но в тот момент я о них не думала. Я думала о его душе и о том, как мне удалось прикоснуться к ней.

– Ваша жена уже знает?

– Не все.

– Она здесь?

– Наверху. – Он уставился на потолок, затем вздрогнул и посмотрел на свои руки, крепко обхватившие кубок с водой, который стоял у него на коленях. – Она меня бросит.

Я встала, подошла к его креслу и положила руку ему на плечо.

– Судя по фотографиям и статьям, которые я читала, она вас обожает.

Его тело задрожало, почти стряхнув мою ладонь.

– Она меня бросит, – повторил он.

Я выхватила кубок из пальцев мужчины, пока он не разбил его, и поставила на поднос.

– Любовь объединяет людей.

К сожалению… Я поджала губы, пытаясь подавить внезапную вспышку гнева. Любовь объединила Джареда и Лей не в жизни, а в смерти.

Мистер Бофингер вынул свой мобильный из чехла, пристегнутого к поясу. Телефон так маниакально дрожал, что я предложила ему помочь. Я нашла номер его жены в верхней части списка избранного и, хотя она находилась в том же доме, нажала на вызов.

Через несколько минут дверь распахнулась, и на пороге появилась блондинка с идеальной укладкой, макияжем и с явным пристрастием к пластической хирургии.

– Джеральд? – Она бросилась к нему, потом взглянула на меня, затем снова на него. – Джеральд, в чем дело? – Она пододвинула кресло и обхватила его руку ладонями.

Он зажался, а затем раскрыл душу, выложив все грязные секреты.

В конце его признания единственное, что она сказала:

– Так вот почему мы переезжаем…

Бофингер сглотнул, затем кивнул, хотя это не был вопрос.

Она встала.

– Позвоню твоему секретарю.

– Подожди, дорогая, сначала мне нужно поговорить с детьми.

– Я звоню ей не для того, чтобы сдать тебя, а чтобы она перенесла наш рейс. Мы улетаем сегодня вечером.

Я замерла, не ожидая такого исхода.

– Но мы… Дорогая, я должен… Мы не можем оставить детей разбираться с этим. – Остекленевшие глаза Бофингера метались между женой и мной.

– Они поедут с нами. Все поедут с нами. – Она прищурилась, глядя на меня. – Если эта жополизка позвонит федералам…

– Пожалуйста, не угрожайте мне. И не