Марьяну, убедилась, что она крепко спит – танком не разбудить, и отрицательно помотала головой.

— Пользовался как хотел! – повторила Диана, размазывая слезы.

— Как и ты мной, и что теперь? – рыкнул Леша. — Не строй из себя брошенку, и жертву жестокой любви, Ди. У нас вполне определенные отношения были.

— И что мне теперь делать? Ты… Леш, у вас же фиктивный брак, а у нас по-настоящему все может быть. Дом, ребеночек, – она прижала ладонь к своему животу.

— От кого залетела, к тому и иди. Точно не от меня. Я следил, не стоит из меня идиота делать, – зло парировал Леша, то и дело поглядывая на меня.

— Это после вечеринки было. Помнишь днюху Тохи? – жалостливо пропела Диана. — Тогда ты забыл надеть резинку, и…

— Не забыл я. Я никогда не забываю. Тань, – Леша поморщился, — пожалуйста, зайди в квартиру, и Марьяну забери. Не стоит тебе это слушать.

— Марьяна устала, и не проснется, если вы не будете орать, – спокойно ответила я, и не сдвинулась с места.

«Ну я и сволочь! – вдруг ужаснулась я. — У малышки же стресс будет, если она проснется от ора этой лахудры. А все потому что я не могу до дивана ее донести. Боюсь… Боже, да я ведь просто боюсь, что стоит мне в квартиру зайти, как эти двое снова любовь закрутят, и уедут куда подальше. Снова»

— Давай, – я аккуратно забрала Марьяшу из рук Горина, он открыл квартиру, и я внесла малышку внутрь. Не разуваясь, подошла к дивану и, стараясь не потревожить сон девочки, уложила ее. Сняла ботиночки, накрыла пледом, и застыла.

Идти туда? К ним? Слушать болезненные для меня фразы, выставлять себя ревнивой дурой?

— Не ходи, Таня, – бормотала я себе под нос, направляясь к двери. — Не ходи, – повторила, толкая дверь за ручку.

Вышла.

Пусть думают, что хотят. Сама о себе я думаю гораздо хуже.

… — больше не подействует! Угомонись!

— Сволочь! – выла Диана. — Выбрал эту патлатую вместо меня. Даже на ребенка наплевать. На своего! На чужого не плевать, а на своего… вот что мне теперь делать? Отец меня пристрелит, идти мне некуда. Я работы лишусь, кому нужна пузатая модель?

— Еще раз говорю: иди к тому, кто тебе этого ребенка сделал! – жестко произнес Горин. — На этот бред я не куплюсь, разводиться с Таней, и жениться на тебе не собираюсь, как и за лоха себя держать. Иди, ври кому-нибудь другому.

— Ладно, – трагично вздохнула Диана, и уставилась на меня. — Смотри, с кем живешь. С избалованным и жестоким человеком. Он и тебя выкинет на улицу. Может, тоже беременную, и будет утверждать, что он не при делах.

Диана мне категорически неприятна. Но что, если она правду говорит?

— Леш, ты уверен? – спросила я, пересилив себя.

— Что не от меня это чудо залетело? Уверен. Мне отец в голову вдалбливал лет с тринадцати, что в каком бы я состоянии ни был, защита должна быть. Тань, – Горин поморщился, — не слушай ее вранье. Иди в квартиру, я через минуту вернусь, просто не хочу чтобы тут вой был на весь этаж. Сейчас выслушаю, какая я тварь, и зайду домой.

Но ведь любая защита не может быть стопроцентной. Таблетки, бывает, не срабатывают; резинки рвутся, а мужчины такие твердолобые.

— Так я и думала, – горестно скривила губы Диана. — Мы с ребенком тебе не нужны. Новая семья, вот я и не нужна стала. Я... я бы сама вырастила нашего малыша, но папа меня просто убьет. Мама перестанет разговаривать со мной, с работы уволят. – девушка сжала кулаки. — Если дашь мне денег, можешь забыть о нас с бэйбиком. Дай мне тысяч тридцать зеленых, купи двушку, и мы ни на что не будем претендовать. Сама выращу!

— Ты офигела?

— Я работы лишусь, и поддержки родных! Ты должен мне! – Диана топнула ногой, с ненавистью уставившись на Лешу.

— Побрякушки, что я тебе дарил, продай, если хочешь. И это все. Ничего ты не получишь.

— Леш, – окликнула я, — а если…

— Диана – патологическая лгунья, Пчелка. Возьми это за константу, ладно. Все эти заламывания рук, слезы, гнев – это игра, – вздохнул Горин.

— Дай хоть денег на аборт, и десятку тысяч баксов! – возмутилась Диана.

— Может, нужно анализы сдать на отцовство? – испугалась я, услышав про аборт.

Я бы не смогла жить с Лешей, будь Диана от него беременна. С Марьяшей мы бы что-нибудь придумали, но я бы просто не смогла вот так. Но и аборт… это выбор каждого, но Диана ведь говорит, что это вынужденно? Я мешаю ей, неужели все из-за…

— Денег нет, Ди, – Леша обратился к ней, но взглянул на меня. — Дьявол, я только сообразил, к чему весь этот театр драмы и трагикомедии. На бабло решила раскрутить? Так я теперь как все, за зарплату работаю. Отец от кормушки отстранил, я даже тачку продаю. У меня ничего нет.

— Как нет?

К моему ужасу, мы с Дианой спросили это одновременно. Она с возмущением, а я с ужасом.

— Прости, Пчелка, что соврал. Бабла нет, сейчас я правду сказал. Но слово я сдержу, – торопливо добавил он.

Денег нет, но слово сдержит. Сдержит? Достанет два миллиона?!

— Вот козлина, – Диана сузила глаза, развернулась, хлестнув волосами, и пошла к лифту.

— Солидарна, – процедила я, и вошла в квартиру.

Убила бы!

Кипя от негодования, я вошла в комнату, достала из-под кровати чемодан, раскрыла его, и начала швырять в него вещи.

Горин вошел в комнату.

— Тань…

— Врун несчастный! – прошипела я, швыряя в чемодан джинсы. — А я… ну и дура я! Поверила. И кому?

Горин нагло вытащил ворох шмотья из чемодана и свалил все на кровать.

— Ты обнаглел? – задохнулась я от возмущения, и попыталась вновь раскрыть чемодан, но Леша схватил меня за руки. — Отпусти, придурок!

— У тебя истерика, Пчелка. Угомонись, никуда ты не уйдешь.

— Уйду! – разозлилась я еще сильнее. — Ты – бессовестный человек! Каким был, таким и остался!

Вот только я начинаю думать, что все налаживается, что есть шанс, и все портится. Леша