Олимпиада исполнила все советы Зарры, и дальше происходило так, как и должно быть. Она готовилась к приходу мужа, превращая спальню во вместилище любви, в котором Эрот есть основной бог. Подбирала нужные настроению цвета: красный и пурпурный – для возбуждения, темно-синий – для расслабления и придания силы. Кровать разгораживала занавесями, матрац велела набить высушенной морской травой, возбуждающей запахами. Раскидала на постели, подушках и подушечках лепестки роз, и на коврики тоже; бронзовые зеркала и светильники расставила так искусно, что они создали настроение, пробуждая в душе восторги. По углам расставила блюда со свежими фруктами, печеным тестом, разложила благовония и цветы…

Проверка обустроенного таким образом любовного гнёздышка последовала сразу после возвращения Филиппа из неудачного похода в Иллирию. Раздражённый и усталый, он заглянул, из вежливости, к Олимпиаде, да так и не вышел оттуда скоро. Прислуга и советники во дворце, знавшие о натянутых отношениях между супругами, немало тому удивились, когда царь не объявился и на другой день, и на третий – словно не было у них до этого первой супружеской ночи. И после возвращения к своим обыденным делам царь часто посещал Олимпиаду, теша её самолюбие, а он действительно каждый раз находил жену привлекательней, чем прежде. Когда же царь засобирался в новый поход, супруги не расставались три дня, чем весьма расстроили военачальников. А она все дни нежно массировала уставшее от любви тело мужа, втирая масло сандалового дерева на лоб, шею и грудь, низ живота, плечи и бедра, ладони и ступни. Филипп обретал новые силы, усталость исчезала, и он с ещё большим усердием овладевал её телом, вёл себя настойчиво, как весенний олень…

Олимпиада научилась управлять чувствами, исходящими от обоих, с тем, чтобы умело направлять их любовную лодку по бешеным струям реки Эрот… И если Филипп становился равнодушным к её телу, она искусной игрой пальцев умело раздувала пламя его желаний, превращая любовную игру в восхитительную охоту за удовольствиями для обоих… Тесные объятия вновь и вновь возрождали желания любить, тела наполнялись неистовыми страстями…

В такие мгновения Олимпиада ощущала себя самой счастливой женщиной, богиней Афродитой, к святилищу которой устремляется восторженный паломник, чтобы каждый раз найти там для себя нечто новое, необычное. И это состояние казалось Олимпиаде вечным…

После проведённых супругами ночей Олимпиада ходила по дворцу с гордо поднятой головой, показывая окружению, что по праву занимает место царицы. Но были и такие встречи, когда Филипп нередко под утро вваливался пьяный в её спальню без предупреждения – такое случалось после пирушек. Без промедления овладевал ею, как дикий кабан в лесу, и сразу затихал, затем громко храпел, широко открыв дурно пахнущий рот. В такие ночи Олимпиаде случалось терпеть сильную обиду. Пересиливая чувство омерзения, она терпела и надеялась, что это произошло случайно и в последний раз. Поступи она по-другому, ещё неизвестно, чем всё может закончиться. Но вскоре и такие посещения Филиппа прекратились…

* * *

Олимпиада не собиралась признаваться в поражении. В Эпире, когда она была ещё девочкой, придворный жрец, заметив у неё тягу к мистике, познакомил её с чародейством, способным внушить свою волю другому человеку, повлиять на состояние его души. Миртала запомнила несколько обрядов, наговоров и приворотов, научилась подбирать особые травы, настои которых могут привлечь мужчину к женщине. Она изучила свойства ядовитых растений и заодно составление противоядий к ним. Зачем? Миртала запомнила слова жреца: «В жизни тебе всё может понадобиться». Убедившись в том, что Филипп в очередной раз увлёкся другой женщиной, она стала думать, какие тайные знания применить.

Глубокой ночью, когда гвардейцы дворцовой охраны задремали, Олимпиада вышла в сад, расставила треугольником три бронзовых светильника, зажгла, а посередине положила золотую пряжку от пояса Филиппа. Он когда-то оставил её в спальне. Как учил жрец, она начала пристально смотреть на пряжку, затем произнесла:

– Филипп, ты теперь мой!

Опять смотрела, долго, словно пыталась найти в ней что-то особенное, только ей понятное. Время проходило напряжённо, царица почувствовала, как сознание её уплывает… И она вдруг увидела себя высоко в небе странного тёмно-фиолетового цвета, заметила круг на небе, а в круге стрелу, направленную вверх. Произнесла с придыханием, делая паузы:

– Да будут чары мои, моя магия, моя любовь и мои слова услышаны тобою… Филипп – ты мой любимый муж, и пусть моим словам не препятствуют высокие плотные стены, которые ты возвёл вокруг себя… Мои слова проходят сквозь твои преграды, как вода сквозь сито… Слова мои просачиваются в дом, где ты сейчас находишься, и самые прочные двери не останавливают их, самые надёжные засовы не заставляют их повернуть назад… Как змеи, проскальзывают они сквозь дверь и, как ветер, врываются сквозь доски пола… Они обнаруживают тебя, муж мой Филипп, и внушают тебе, что ты любишь только меня и твоя любовь никогда не покинет меня…

В этот момент Филипп, находящийся вдали от супружеской спальни, неожиданно вспомнил об Олимпиаде, захотел увидеть её, – он и вновь долго ещё принадлежал ей…

Но царь ушёл в поход, а на отдалении магические чары Олимпиады ослабели, или его мужская воля оказалась сильнее женской магии. Он вновь забыл дорогу к её сердцу.

Змей в постели

Что означает для замужней эллинки вести супружеский дом? Во-первых, ей следует организовывать закупку продуктов и приготовление питания для всех членов семьи, для слуг и рабов. Ежедневно задавать прислуге работу – в доме и в имении. Лечить больных – как членов семьи, так и рабов, и прислугу, заботиться обо всех, кто называет её хозяйкой, не допускать от наличия больных убытка в доме. Но главное предназначение замужней женщины – быть преданной мужу, ублажать его прихоти, рожать детей, лучше сыновей, растить их и воспитывать. При этом жена знает, она чувствует, что муж воспринимает её лишь в качестве дополнения к домашнему уюту, как необходимый одушевлённый придаток, без которого нет семьи, составляющей вместе с другими подобными семьями единое суверенное государство. В этом смысле женщина являлась ценной и всё равно обычной вещью, неотделимой частью материальной составляющей супружеского дома, мебели и кухонной утвари.

Отдыхать жене было некогда: подруг заводить ей не разрешалось, а если приходилось посещать родственниц, её сопровождали слуги мужа или сам муж. Единственным развлечением для замужних женщин оставалось редкое посещение храма в особые для женщин дни или участие в религиозных шествиях во время городских праздников. С разрешения супруга женщина могла посещать театр в сопровождении доверенных лиц, когда там