Серый туман и зыбкость. Эдмонд подчеркивает это странное ощущение неустойчивости, которое, по его заявлению, возникло у него внутри. Он чувствовал себя, по собственному неясному выражению, облаком дыма, колышущимся и бесцельно дрейфующим в пространстве. Но, глянув вниз, он увидел свое тело, полностью одетое и, без сомнения, вполне материальное.

Его ум начало теснить крайнее беспокойство. Туман сгущался и закручивался водоворотами. Кошмарный беспричинный страх, знакомый курильщикам опиума, схватил его в тиски. Эдмонд чувствовал, что к нему приближается нечто – невероятно ужасное и несущее мощную угрозу. А потом туман совершенно внезапно пропал.

Далеко внизу Эдмонд увидел то, что поначалу принял за море. Он висел без какой-либо опоры в пустом пространстве, а от горизонта до горизонта мерцала и расползалась вздымающаяся и опадающая серая масса. Колеблющуюся свинцовую поверхность усеивали круглые темные пузырьки; их было несметное количество. Он почувствовал, как вопреки своей воле устремляется вертикально вниз; по мере приближения к таинственной серой массе он все яснее ее разглядывал.

Он не мог определить ее природу. Субстанция казалась морем серой слизи, бесформенной, как протоплазма. Но теперь он различил, что темные пузырьки – это головы.

К пугающему полчищу

Вниз Эдмонда влекло.

В памяти Эдмонда промелькнул фрагмент повествования, которое он некогда читал. Оно было написано в двенадцатом веке монахом Альберико, и считается, что этот текст представляет собой описание схождения в ад. Подобно Данте, Альберико видел муки проклятых. «Хулители Господа, – пишет он своей выспренней, многоумной латынью, – были погружены по шею в озеро расплавленного металла». Теперь Эдмонд припомнил слова Альберико. Затем он увидел, что головы принадлежат не существам, погруженным в серую слизь; они представляли с серой массой одно целое. Головы росли из нее!

Страх покинул Эдмонда. С каким-то отстраненным любопытством он разглядывал расстилавшуюся под ним невообразимую поверхность. На сером море покачивались и кивали человеческие головы, бессчетные тысячи голов, но еще большее количество голов принадлежали не людям. Некоторые из них несли на себе антропоидные черты, но в прочих едва можно было опознать живые объекты.

Головы жили. Их глаза таращились в пространство в неизмеримых страданиях, губы кривились в беззвучных ламентациях; у многих по впалым щекам лились слезы. Даже отвратительно нечеловеческие головы – подобные птичьим, змеиным, головам монструозных существ из живого камня, металла или растительности – являли следы непрекращающихся мук, которые их терзали. К пугающему полчищу вниз Эдмонда влекло.

Снова его охватила чернота. Она оказалась скоротечной, но, очнувшись от секундного беспамятства, Эдмонд почувствовал себя (по его собственным словам) причудливым образом преображенным. Нечто произошло с ним в этот роковой период темноты. Его ум затуманивала какая-то неопределенность, так что все окружающее он воспринимал в полумраке и словно сквозь дымку. В этом новом видении ему представлялось, что он очутился высоко в воздухе над безмолвными, залитыми лунным светом улицами и стремительно движется вниз.

Стояла полная луна, и в ее свете он понял, что спускается к знакомому старому дому из песчаника. Это был дом Кеннета Скотта, выученный Эдмондом по фотографии. Дрожь ликования согревала его: значит, эксперимент удался!

Теперь дом возвышался перед ним. Эдмонд парил снаружи, перед открытым неосвещенным окном. Заглянув в комнату, он узнал худощавую фигуру Кеннета Скотта, сидевшего за письменным столом. Губы оккультиста были плотно сжаты, а лицо омрачала тревожная гримаса. Перед ним лежал огромный фолиант с пожелтевшими пергаментными страницами, и ученый внимательно рассматривал его. Время от времени его обеспокоенный взгляд устремлялся на стоявший рядом с ним на столе телефон. Эдмонд попытался окликнуть Скотта – тот поднял глаза и пристально вгляделся в окно.

В ту же секунду лицо Скотта исказила пугающая трансформация. Человек словно обезумел от страха. Он вскочил на ноги, опрокинув стул, и одновременно с этим Эдмонд почувствовал неодолимую силу, потянувшую его вперед.

Все, что произошло после, – запутанно и туманно. Записи Эдмонда в этом месте фрагментарны, и можно лишь догадываться, что Эдмонд очутился в комнате и с необъяснимым и ненормальным упорством преследовал впавшего в панику Скотта. Эдмонд плыл по воздуху… а Скотт оказался загнан в угол… и здесь записки Эдмонда обрываются полностью, словно воспоминания об этом эпизоде оказались сильнее него.

В тот момент милосердная чернота поглотила Эдмонда, но, прежде чем сон стал таять и пропал, вспыхнуло напоследок еще одно видение. Он снова оказался снаружи перед окном Скотта, быстро удаляясь в ночь, а в светящемся желтом квадрате открытого окна виден был край стола Скотта и обмякшее тело самого хозяина, лежащее на ковре. По крайней мере, Эдмонд заключил, что это тело Скотта, поскольку либо шея у человека была согнута под невозможным углом, так что голову скрывал торс, либо человек был обезглавлен.

На этом сон закончился. Эдмонд проснулся и обнаружил, что комната прогружена в темноту; рядом сонно пошевелился Людвиг. Оба студента были растеряны и перевозбуждены. Они взволнованно заспорили, время от времени позволяя себе нервные всплески эмоций, и Людвиг признался, что его видение в точности совпадает с тем, что испытал Эдмонд. К сожалению, ни один из них не потрудился проанализировать произошедшее и найти ему логическое объяснение, но как-никак оба были мистиками и целиком приняли все на веру.

Раздался звонок. Бесстрастная телефонистка спросила, согласен ли Эдмонд принять вызов из Балтимора. Она добавила, что уже некоторое время пытается дозвониться в их квартиру, но никто не отвечает. Эдмонд резко перебил ее и потребовал, чтобы его соединили. Но сделать это не удалось. Телефонистка на коммутаторе в Балтиморе сообщила, что ее абонент не ответил, и после непродолжительных бессмысленных расспросов Эдмонд повесил трубку. Тогда Людвиг признался, что писал Скотту, и посетовал на собственную скрытность, помешавшую ему рассказать балтиморскому оккультисту о цели эксперимента: о месте назначения, в которое были направлены астралы.

Не унял их страхов и обнаруженный в жаровне предмет. Очевидно, хотя бы частично видение основывалось на истине – неизвестные химикалии выкристаллизовались в нечто из плоскостей и углов. Предмет состоял из некой хрупкой субстанции, напоминающей матовое стекло, имел приблизительно пирамидальную форму и от вершины до основания составлял около шести дюймов. Людвиг хотел немедленно его разбить, но Эдмонд не позволил.

Их споры пресекла телеграмма от Скотта. Она гласила:

НИКАКИХ ЭКСПЕРИМЕНТОВ С БРОШЮРОЙ О КОТОРОЙ ВЫ ГОВОРИЛИ ТЧК ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ОПАСНО И МОЖЕТ ПРИВЕСТИ К МОЕЙ СМЕРТИ ТЧК СЕГОДНЯ ПРИШЛЮ ВСЕ ПОДРОБНОСТИ АВИАПОЧТОЙ ТЧК БРОШЮРУ РЕКОМЕНДУЮ СЖЕЧЬ

КЕННЕТ СКОТТ

За этим последовали еще две новости, в результате чего Пол Эдмонд провел некоторое время в голливудской больнице. Первая новость подоспела к утреннему выпуску «Лос-Анджелес таймс» от двадцатого