– Секунду, детка, зеркало принесу, – специально понижаю голос на пару тонов, чтобы дешёвое "детка" звучало максимально вкрадчиво, отчего пухлые губы девочки открываются восторженным "о", придавая лицу умильный флёр идиотизма. Напоследок подмигиваю, дабы наверняка развеять её сомнения в своей неотразимости и отворачиваюсь, беззвучно скалясь. Я, конечно, всё понимаю: неопытность, половое созревание, но на кой чёрт ей сдался женатик?

– Брат, ты ещё здесь? – резко завершает шквал ругани Мадеев. В охрипшем голосе явно проскальзывает сатисфакция. Вот уж человек-ураган. Мы подружились ещё подростками, когда я, оставаясь у деда на лето, записался на занятия боксом, а Жека срываясь на груше, пытался решить проблемы с агрессией. Похоже, занятия ситуацию особо не изменили.

– Слушай, Жек, ты же с Палычем общаешься. Не в курсе, заброшенная вертолётная площадка всё ещё числится за ним?

– Конечно за ним, кому она сдалась? Крапивой давно всё поросло, – бодрая речь друга вдруг прерывается сердитым сопением, переходящим в полноценный рык: – Куда прёшь, мразина тупорылая?! На Рено насосала, а на очки не судьба?! – Усмехнувшись, открываю дверь в ванную, чуть не ударившись лбами с выходящей Радой. Секундная заминка, едва не стоившая мне новенького телефона, который я ловлю в последний момент, и она, растерявшись, отворачивается. Зачем-то открывает кран, усердно делая вид, что моет руки, а я в свою очередь притворяюсь, что не заметил заплаканных глаз. Полное, блин, взаимопонимание. Как назло нужное мне зеркало находится за дверцей висящего перед женой шкафчика и, чтобы достать его, приходится подойти вплотную. Случайного прикосновения руки к её мокрому виску достаточно для запуска взрывной химической реакции, которая срабатывает только на Раду: на запах садовых роз, на одуряющий жар её тела. Не контролируя себя, стягиваю резинку с холодных волос, планируя зарыться в них пальцами и, запрокинув вверх лицо, накрыть губами соленые реснички... – А тебе на кой эта площадка? – безо всякого перехода продолжает Жека, резко обрывая мне весь кайф.

Стряхнув наваждение, достаю зеркало и в два больших шага выхожу из ванной комнаты. Гулко хлопаю дверью. Не нарочно, просто руки вдруг потеряли чувствительность, будто оставив всё тепло на её волосах. Позади с беспощадной отчётливостью слышится задушенный всхлип, который я сознательно списываю на перебои в мобильной связи. Не сейчас. Мы оба на нервах, в таком состоянии разговора не получится. Да и не готов я к нему.

– Мне бы один замут провернуть. Нужно арендовать участок. Сможешь нас завтра свести?

– Он мне десять косарей торчит, подорвётся как милый. Считай, согласие у тебя в кармане. Единственный косяк, Палыч на выходные валит на дачу, – досадливо цокает Мадеев. – А сегодня мне ещё мать нужно в поликлинику везти.

– Так заезжай, вместе прокатимся, – воодушевлённо предлагаю, поражаясь столь удачному стечению обстоятельств. – Заодно к Палычу завалимся, пока твоя старушка бегает по кабинетам.

"Старушка" – стёбное преувеличение, его матери едва перевалило за сорок. В семье Мадеевых ожидается пополнение. Это уже какой раз, пятый?

– Замётано, – соглашается Жека, снова срываясь на ор: – Себе посигналь! А лучше велик купи. Трёхколёсный! – И, мгновенно смягчая интонацию, снова обращается ко мне. – Минут через сорок будем у тебя.

– Жду, – усмехаюсь, доставая из кармана джинсов пачку сигарет. Сбросив вызов, захожу на кухню, отдаю зеркало приосанившейся Заре и, придвинув ногою стул, сажусь за край стола. Так, чтобы коленом касаться её бедра. Мелкая вспыхивает, но охотно втягивается в игру возвращая мне томную улыбку – Не переживай, заживёт. Жених и не подметит.

– Что ты, – она досадливо прицыкивает, разглядывая воспалённые полосы на щеках и переносице. – Нет у меня жениха. Уже два раза сватались... Самые завидные наши парни. Между прочим, выкуп посущественнее, чем ты за Раду внёс, давали. Я отказала.

Последние слова выделены самоуверенным нажимом. Однозначно в этом месте от меня требуются две вещи: отметить её превосходство перед сестрой и озадачиться причиной отказа. Но делать этого я, естественно не собираюсь. Что бы там Зара о себе не думала, реальный секрет её популярности кроется отнюдь не в красоте или каких-то особых достоинствах, а в преклонном возрасте родителей и отсутствии братьев. В придачу к смазливой мордашке в перспективе прилагается нехилое наследство. Какой-нибудь лопушок отвалит за девчонку целое состояние и будет смиренно трястись у неё под каблуком, лишь бы эта лисица, красиво вильнув напоследок хвостом, не вернулась в отчий дом, оставив его ни с чём.

Это неродной Раде в случае, если я её попру идти некуда, вдруг бьёт по вискам со всей ясностью. Вот и причина, по которой птичка, наступив на горло гордости, предложила сегодня своё тело. Сдалась. Я хотел себе рабыню – я её получил. Только в грудине скребёт, будто гвоздей насыпали и злость необъяснимая, на весь белый свет сгребает жилы в узел, утягивая на самое дно.

Нервно выбив сигарету из пачки, зажимаю её в зубах и внаглую рассматриваю Зару.

– Ты же не просто так им отказала, – удовлетворённо усмехаюсь в совершенно по-идиотски вытянувшееся лицо. Ещё пару сантиметров и кончик так и не прикуренной сигареты ткнётся в её хорошенький носик. – Два отказа, Зара... Ещё один и родители вправе плевать на твоё мнение. Что, настолько мерзкими на вид оказались лучшие из лучших? Почему ты так вцепилась в свободу? Давай, не стесняйся, я хочу это услышать. – Перехватив двумя пальцами острый подбородок, не даю ей отвернуться. Самое время дожать, пока в глазах дрожит растерянность и ничем не прикрытое обожание.

– Я влюбилась, – кончик языка юрко пробегает между зубов и плутовка, задерживает дыхание, нетерпеливо запрокидывая голову. Ждёт поцелуя. Наивная. Мои губы как бы недаром заняты.

– И в чём проблема? – хрипло интересуюсь, глядя на взмокшие у висков завитки волос, и отчётливо чувствуя, как частит её дыхание. – Не знаешь, как ему намекнуть? Так давай я этим займусь. Помогу тебе. Назови его имя, детка. – Последнее шепчу рядом с её ухом, отчаянно сдерживая злобный хохот. Понимаю, что поступаю низко, но когда-то она мне скажет спасибо. А может и не скажет. Да и побоку. Ни одна тварь не смеет являться ко мне в дом и строить здесь свои козни. – Давай, моя хорошая.

Волшебное слово "моя", за которое я готов откусить себе язык, срывает с девичьих губ упоённый выдох и бедро под столом теснее прижимается к моему колену. Я от греха подальше, отстраняюсь якобы для того, чтобы закурить, но, даже поднося к сигарете огонь, не разрываю зрительного контакта.

– Он женат, – мурлычет Зара, заворожено наблюдая за облаком плотного дыма.

Попросит затянуться? Нет?

Не просит. И прямо не отвечает, юлит до последнего. Хитрая бестия,

– Какая жалость. А ты уверенна, что он счастлив в браке? – вскидываю бровь, уже откровенно сжигая малявку взглядом. С её тщеславием игра не требует особых усилий. – Может, твоя податливость могла бы убедить его в обратном.

– Я уверенна, что он достаточно опытен, чтобы понять это самому, – даже никотин не в состоянии облагородить осадок от её самодовольной улыбки. – Я не шаболда дешёвая, чтобы разменивать честь до свадьбы.