Стелла медленно, но верно пьянела. Барная стойка с пляшущими по ней разноцветными бликами уже плыла у нее перед глазами, а сменяющиеся музыкальные треки превратились в однообразный гул. Над ухом у нее какой-то раздражающе громкий хмельной голос задорно прокричал: «Еще две текилы!», и на стойку полетели несколько смятых бумажек, которые едва не угодили в разлитый апельсиновый сок.

Стелла сидела на высоком стуле ночного клуба в совершенно оскорбительном одиночестве, упорно и целенаправленно напиваясь. Наверное, со стороны она выглядела жалко, даже несмотря на облегающее золотистое платье с полностью открытой спиной. Краем глаза она заметила, как кто-то приземлился рядом с ней и положил руку на спинку ее стула.

– Такие красотки, как ты, не должны пить в одиночестве, – довольно развязно сказал чей-то хрипловатый голос.

Стелла скосила глаза и увидела парня лет двадцати пяти в наполовину расстегнутой рубашке, в вырезе которой виднелась массивная цепь с крестом. Все его руки были в татуировках.

– Ты что, типа гангстер? – спросила Стелла, с трудом понимая, что несет.

– Чего? Ладно, неважно… Заказать тебе выпить?

– Закажи, – Стелла равнодушно пожала плечами.

– Круто! Э-э-э… Так что ты будешь?

– Мне плевать.

– Две «Маргариты», пожалуйста! Кстати, меня зовут…

– Мне абсолютно все равно, как тебя зовут.

Парень пожал плечами и, не слишком задетый таким пренебрежением, протянул ей бокал с прозрачным напитком и ломтиком лайма. Стелла подняла его и осушила едва ли не залпом, машинально поражаясь тому, каким образом она, Стелла Воронцова, могла докатиться до того, чтобы пить с каким-то незнакомым сомнительным парнем в этом обшарпанном заведении с претензией на ночной клуб.

В тот злополучный вечер благотворительного бала Стелла была настолько шокирована увиденным, что тихо скользнула обратно за угол, не подав виду, что она их видела. После она не раз пожалела, что не ворвалась туда, не назвала своего отца изменником, а ее обрюзгшей старой шлюхой и не заставила их умолять о том, чтобы она держала язык за зубами и не рушила два брака. Но тогда Стелла не нашла в себе сил даже сделать несколько шагов. Она вернулась в туалет, несколько раз глубоко вздохнула и, расширенными глазами глядя на свое побледневшее отражение, решила: «Я буду думать об этом, когда вернусь с бала, когда останусь одна, когда приду в себя. Сейчас я не должна подать виду, что что-то не так. Я вернусь вниз и буду вести себя как и должна. Как будто ничего не случилось. А обо всем этом я буду думать потом… Потом».

И Стелла спустилась вниз с высоко поднятой головой, и танцевала с Максом, и ослепительно улыбалась, и сыпала остроумными шутками. А когда мама спросила ее, почему она такая рассеянная, она ответила, что просто затанцевалась и у нее немного кружится голова. И даже почти не вздрогнула, когда отец сел вместе с ними в такси, которое сквозь звездную тьму умчало их домой.

На следующий день первый шок прошел. Вместо него пришло непонимание, а затем стыд, который перетек в ужасное возмущение. Стелле казалось, что весь ее идеальный мир за одну секунду потерпел крушение, и сейчас она растерянно сидит в обломках.

Разумеется, ее поверг в такой ужас не сам факт измены. В конце концов, сколько историй о мужьях, наставлявших женам рога, она слышала, и сколько из них были пересказаны ей самой. Так что она не питала никаких иллюзий относительно мужской природы. Но что ее действительно шокировало, так это женщина, которую отец выбрал себе в любовницы. Если бы это была молодая и цветущая красотка двадцати с небольшим лет, она бы списала это на мужские инстинкты. Но променять ее все еще идеально выглядевшую маму с шикарной фигурой на… это престарелое чудище с дряблой кожей и обвисшими сиськами?

До этого Стелла жила в уверенности, что, если ты молода, красива и богата, то этот мир принадлежит только тебе. Удача всегда будет тебе улыбаться, а жизнь – состоять лишь из белых полос. Все будут тебя любить, холить и лелеять. Но вот ее мама красива и купается в деньгах, а отец тем не менее променял ее на эту чертову Регину, которая ничем, кроме непомерного самомнения и умения держать себя, больше похвастать не могла.

Боже мой, отец ведь мог взять себе в любовницы любую! Да сколько угодно девушек позарились бы на его кошелек и прыгнули к нему в постель! И все-таки он выбрал Регину, даже рискуя своим бизнесом, ведь ее муж – его деловой партнер. Да чем же она его взяла?! В общем, теперь Стелла не могла с уверенностью думать, что, если она умна, красива и богата, то всегда будет обласкана жизнью. Значит, все это не гарантирует абсолютно ничего… И уже одного этого хватало, чтобы Стелла проклинала отца до конца своих дней.

«А если все узнают об этом?» – билась в ее голове паническая мысль. Репутация их семьи будет разрушена, как рухнула репутация Акининых. Конечно, в глаза все будут улыбаться им, словно они по-прежнему короли этого города, но за их спиной… О, как же все будут потешаться над ними! Ей ли не знать, ей, которая смаковала любой скандал? «Ах, как низко пали сильные!» – уже слышала она гомон за своей спиной. Нет, она этого просто не вынесет!

И тут Стеллу пронзила ужасающая мысль. Что, если отец и не намерен долго скрывать их связь? Что, если Соколовская каким-то непостижимым образом все-таки запудрила ему мозги? Что, если отец намерен развестись? Стелла не раз замечала, что родители не ладят, но не обращала на это внимания, считая неотъемлемым атрибутом семейной жизни. Честно говоря, ее это мало трогало, да и ее маму, судя по всему, тоже. Однако сейчас у нее словно открылись глаза, и она с поразительной ясностью поняла, что у родителей, по сути, нет ничего общего – ее отец занимался бизнесом, мама занималась собой. Так что, если дело совсем не в сексе? Если ее отцу действительно интересно с Региной? Что, если он собирается бросить ее маму и жениться на этой старой потаскухе? Но ведь тогда она должна будет остаться с мамой, а мама, скорее всего, покинет этот дом, и тогда… Боже мой, вся ее жизнь будет разрушена!

С этого момента пребывание дома стало для Стеллы невыносимым. К ее огромному облегчению, отец бывал в особняке так же редко, как и всегда, и ее нервы практически не подвергались испытаниям. Но в те моменты, когда он возвращался домой, целовал жену и непринужденно рассказывал, как прошло его совещание по перестройке фойе отелей, Стеллу всю передергивало. Она смотрела на отца, и ее воображение помимо воли рисовало ей отвратительные картины: ее благовоспитанный отец кувыркается в постели с этой Региной, и она извивается и говорит ему какие-то пошлости… Стеллу едва не выворачивало.