Они встретились утром в обеденном зале таверны. Оба чувствовали себя неловко. Каждый из них считал именно себя виновным в сложившейся ситуации. Ален, почти не спавший ночью, думал о том, что обидел Констанцу, грубо разговаривая с ней и назвав её идиоткой. На самом деле он вовсе так не думал, а наоборот, ему нравилось её самообладание, умение молчать, чувство собственного достоинства. Ему было интересно слушать её рассуждения. Иногда смешные, наивные, а иногда неожиданно интересные, наводящие на размышления. О Констанце, как о женщине, он запрещал себе думать. Может быть, поэтому он так резко отреагировал на её подозрения в его адрес. С некоторым раздражением он мысленно попенял себе, что, вместо того, чтобы думать о деле, ради которого он, как распоследний бродяга, три месяца скитался по городам и деревням королевства, он весь сосредоточен на том, что по его вине плачет молоденькая глупая девчонка.

* * *

Констанца спала урывками, снова и снова вспоминая их ссору и примирение. Она уже не знала, что же обидело её больше: то ли подозрение, что он принуждает её к близости с ним, то ли его презрительные слова о том, что он не собирался тащить её в постель. В конце концов, она должна была грустно признаться, что второе гораздо обиднее.

Ей хотелось, как учила данна Эдита, посмотреть на ситуацию отстранённо и решить, всё же, чего она хочет. Конечно, в первую очередь ей нужна работа в приличном добропорядочном доме. Ей также хотелось бы, со временем, выйти замуж, иметь семью и детей, любящего и любимого мужа. Но почему-то при этой мысли перед глазами возникает лицо с сурово сдвинутыми бровями и холодным взглядом чёрных глаз. Именно так он смотрел на неё вчера. Наверняка он подумал, что её близость с лордом Нежином превратила её в распущенную женщину, которая вцепилась в него, как репей в собачий хвост, и он вынужден постоянно спасать её и везти с собой в столицу.

Эта мысль показалась Констанце до того обидной, что она опять поплакала, чувствуя себя потерянно и одиноко.

* * *

За завтраком Ален был непривычно любезен. Это ещё более смущало Констанцу, она терялась, не решаясь поддержать разговор, а лишь робко улыбалась. Наконец, она съела свою молочную кашу, а он большую миску тушёных овощей в дополнение к солидному куску мяса. Они решили, что после завтрака отправятся дальше. Решал, конечно, Его милость, а Констанца соглашалась. Она была непривычно тихой и послушной и соглашалась со всем, что он говорил. Ему это не нравилось, но он понимал, что девушка обижена и растеряна, поэтому старался держать себя в руках.

Они выехали из «Весёлого Свина» по дороге, ведущей в столицу. Ален торопился побыстрее убраться из лордства дар Феррена. Раз лорд Нежин смог выследить их, значит, его пребывание во владениях одного из заговорщиков уже не является тайной. Он знал, что по дороге предстоит миновать четыре довольно больших деревни, а потом будет город, Синайя. К сожалению, даже достигнув Синайи, они всё ещё продолжат находиться на враждебной территории. Значит, надо поторапливаться. В городе Ален собирался купить новую одежду себе и девушке, потому что носить их нынешнюю не решился бы и последний нищий.

Дорога не располагала к разговору. Скрип телег и повозок, бряцание железа, крики возниц — на дороге к столице было довольно шумно.

Они пообедали в придорожной таверне, а затем продолжили путь. Констанца, по-прежнему, была молчаливой и задумчивой, но с готовностью отвечала на вопросы попутчика. Её поведение неимоверно раздражало Алена, хотя он не мог бы достоверно ответить, что больше злило его: её покорность или собственная растерянность.

На ночь остановились на постоялом дворе в деревне, через которую проходила дорога. Сама деревня была небольшой, всего десятка два домов, но добротных, с тесовыми, а не соломенными, крашеными крышами, высокими глухими заборами. Все её жители так или иначе работали на постоялом дворе. Стоящий на оживлённой дороге, ведущей в столицу, он процветал. Все три его этажа были отданы постояльцам. К удивлению Констанцы, комната имела отдельное помещение для мытья. По крайней мере, как сказал Ален, у каждого гостя имелась возможность смыть дорожную грязь в лохани, наполненной тёплой водой.

Немного в стороне располагалась таверна с неплохим выбором блюд. Они плотно поужинали. Ален, обнаружив, что его спутница пытается обойтись лишь тушёными овощами, нахмурился: — в чём дело, Констанца? Если ты не будешь есть, ты не сможешь целый день сидеть в седле. — Она подняла на него несчастные глаза:

— Ален, мне никогда не расплатиться с вами! Вы столько уже истратили на меня!

Он фыркнул: — успокойся. Несколько монет меня не разорят. Вот приедем в Синайю, я ещё и одежду тебе куплю. Ну и себе тоже. Сейчас мы с тобой похожи на парочку нищих. — Она неуверенно улыбнулась, впервые за целый день посмотрела ему в глаза. Кажется, он больше не сердился на неё. Холодность и суровость во взгляде сменились усмешкой.

Констанца воспряла духом. Может быть потом, когда они расстанутся, она сможет хоть изредка видеть его? Тут же пришла мысль, что это невозможно. Ведь он не крестьянский парень из её деревни — бегать к ней на свидание. О, Всеблагой, ведь он — лорд, занимающий высокую должность при Его Величестве. Что она возомнила о себе, глупая наивная простушка?! У него, наверно, даже любовниц две или три. Она вдруг представила, как он целует и обнимает какую-нибудь красивую, роскошно одетую женщину, чёрные глаза ласково смотрят ей в лицо. И ещё, наверно, он шепчет такие слова, от которых у женщины захватывает дыхание… Нет, невозможно, как ей жить, если ежедневно не видеть его! Пусть хмурого, чем-то недовольного. Но ведь иногда он улыбается ей, и тогда в глубине его глаз блестят весёлые искорки.