— Трудно сказать, исторические ценности не имеют ценности материальной.

— И все-таки?

Капитан пожал плечами. Блэйк поскучнел, потом спросил:

— А кто вы по профессии?

— Историк.

— Оу, историк. Как говорят, главный урок истории состоит в том, что из нее никто никаких уроков не извлекает.

— Из этой войны человечество обязано извлечь урок, если оно собирается выжить.

Андрей долго не мог понять, что его угнетает. Он вновь и вновь перебирал в памяти события последних дней. Все заслоняла смерть деда. Сначала ему казалось, что жизнь должна остановиться, что больше ничего не должно и не может быть. Но жизнь шла своим чередом, и бытовые заботы, буквально обрушившиеся на него, поначалу оглушили, но постепенно он втянулся в новые для него обязанности. Радостно волновала предстоящая свадьба. Именно в этот момент его охватило чувство чего-то невыясненного и неисполненного. Оно жило в нем подсознательно, то затихая, то вспыхивая с новой силой.

Андрей сидел за письменным столом, обложившись по привычке книгами, и тщетно пытался начать писать доклад, с которым он должен был выступить на заседании студенческого научного кружка. Каждый раз, когда ему казалось, что он наконец уловил нужную мысль, она с необыкновенной легкостью улетучивалась, и он даже не мог вспомнить, что пришло ему в голову. Зато с особой остротой опять вспыхивало гнетущее чувство.

«Пожалуй, недолго и шизофреником стать, — в сердцах отбрасывая так и не понадобившуюся ему ручку, подумал Андрей. — Нет, сегодня ничего не выйдет. Пойду проветрюсь».

Он сложил книги в стопку на краю стола, с сожалением посмотрел на неисписанные листы бумаги и спрятал их в ящик. Когда он стал закрывать его, то обнаружил, что ящик полностью не задвигается. Андрей снова выдвинул ящик и понял, что закрываться ему мешает какой-то листок, сложенный вчетверо. Он узнал его, и сразу стало ясно, что тяготило его все время.

Андрей аккуратно расправил смятый листок и развернул его. Это было полученное им несколько дней назад, уже после смерти деда, письмо, адресованное Александру Васильевичу. Неизвестный Андрей Тихомиров обращался к профессору.

Конечно же, именно из-за этого письма его не покидало беспокойство. Не случайно, наверное, в письме упоминается какая-то история, происшедшая с рублевиком. Следователь должен знать все, решил он. Сейчас же надо отнести ему письмо и рукопись деда. Все, все, что касается рубля Константина, следует сообщить Туйчиеву. Теперь он видел в этом свой долг, долг перед памятью покойного деда, для которого монета значила так много. Но тут же Андрей поймал себя на мысли: сейчас в письме он увидел просто призрачную возможность обелить Нину, снять с нее известное лишь ему подозрение, тяжкий груз которого он нес, не решаясь рассказать о нем никому. Он прекрасно понимал, что между содержанием письма и пропажей рубля Константина никакой логической связи не прослеживалось, а вдруг... Именно это гипотетическое «вдруг» огоньком надежды тлело в его душе, и мысль о том, что монета каким-то образом могла оказаться у некоего Тихомирова, начинала казаться не столь уж иллюзорной.

Арслан внимательно выслушал сбивчивый рассказ Андрея и лишь потом познакомился с содержанием письма.

«Глубокоуважаемый Александр Васильевич! Рискуя оказаться до неприличия назойливым, я все же позволю себе вновь обратиться к вам по поводу рубля Константина. Ваше упорное молчание хотя и может быть понятно, но, поверьте, оно ни в коей мере не может способствовать интересам нашего общего дела. Возможно, вас останавливает история монеты, но, во-первых, лично мне она известна в достаточной степени, во-вторых, главное в конце концов не то, что связано с монетой, а она сама как историческая ценность, место коей несомненно в государственной, а не в частной коллекции.

Изложенное побудило меня вновь обратиться к вам внять моей просьбе и, как крайний вариант, принять все мои сбережения в обмен на рубль Константина.

Позвольте мне надеяться, что вы, наконец, благосклонно отнесетесь к моим настойчивым просьбам.

Примите уверения в моем искреннем к Вам уважении.

ТИХОМИРОВ

Р. S. Если надобности в дневнике моего деда у вас более не имеется, не сочтите за труд выслать мне его. Надеюсь, вы нашли в нем немало интересных сведений о ваших предках».

Арслан вторично прочел письмо и лишь после этого обратился к Андрею.

— Когда, вы говорите, получили письмо?

— После смерти дедушки, двадцать четвертого. В этот день у нас собрались, чтобы отметить девять дней со дня смерти дедушки, — пояснил Андрей.

— Вы показывали кому-нибудь письмо?

— Да, показывал. Понимаете, мне почему-то показалось, что раз в письме идет речь о рубле Константина, то, возможно... — Андрей сделал паузу: — В общем, это как-нибудь относится...

— И все же, почему вы решили, что это относится? — сделал ударение на последнем слове Арслан.

— Как вам сказать? — Андрей задумался. — В тот день, в воскресенье, когда мы с дедом и Ниной были у вас... помните? — Туйчиев кивнул, и Андрей продолжал: — Дедушка говорил, что должен отправить кому-то бандероль с монетой. Вот я и подумал: возможно, и отправил он тогда Тихомирову рубль Константина. Ведь он ему писал раньше. — Андрей показал на лежавшее перед Туйчиевым письмо. — Могло же быть так? — робко спросил он.

— Не исключено, хотя... — Арслан не договорил и повторил ранее заданный вопрос: — Так кому же вы показали письмо?

— Собственно, только Петрунину, Мезенцеву и Барабанову.

— Как они отреагировали?

— Как вам сказать. Они всерьез не приняли его. Игорь Павлович Мезенцев сказал, например, что это бред выжившего из ума человека. Только Виталий Николаевич Петрунин хоть и согласился со всеми, но высказал недоумение: откуда стало известно Тихомирову о том, что рубль Константина у деда?

— Вы говорите — Петрунин? — Андрей кивнул. — А Барабанов?

— Он сказал, чтобы я не забивал себе голову ненужными вещами, следственные органы во всем сами разберутся.

— Скажите, Андрей, где конверт от письма? На нем был обратный адрес?

— Да, да, был... — растерянно ответил Андрей. — Только я не помню, куда дел его. — Он виновато опустил голову, поняв, что без обратного адреса выяснить, кто такой Тихомиров, невозможно и его сообщение о письме теряет всякий смысл.

— Ну, ну, не расстраивайтесь. Все бывает, — успокоил юношу Арслан. — Вы знаете, Андрей, я подумал сейчас, что Александр Васильевич — ученый, историк — должен был бережно относиться