Шрифт:
Закладка:
Жилище у зубного врача Самуила Абрамыча то ещё было — не крашеное с тех пор, как его возвели тут сорок лет назад, сортир на улице, за водой надо в колонку ходить, да и отопление тут печное, значит, дрова надо на зиму запасать и аккуратно следить за процессами их горения в печках, чтобы не угореть не дай бог. Класс… хотя может это у него конспиративная квартира такая, а живёт он в современной девятиэтажке, кто его там знает.
На лавочке возле входа в первый подъезд сидела одинокая бабка, и отчётливо видно было, как ей скучно. Я сел рядом и начал издалека:
— Здрасть, а подскажите пожалуйста, Семёновых сейчас где найти можно?
Назвал одну из самых распространенных русских фамилий и попал.
— Из третьей квартиры что ли? — сразу отреагировала бабка, — так на работе оба, а сын ихний, Лёшка-лоботряс, на речку пошёл.
— На какую речку? — чисто для конспирации спросил я.
— Да на нашу речку, к Текучке, они все туда ходят.
— Жалко, — продолжил я, — меня тут просили передать Лёшке одну штуку, так, может, я её у соседей оставлю? В четвёртой квартире кто-нибудь есть сейчас?
— Абрамыч там живёт, — сухо ответила старушка, — яврей. Оставляй, конечно, но я бы не советовала… опять же и его тоже дома нет, вечером он приходит.
— Ну ладно. Спасибо за совет, — поднялся я со скамейки, — будьте здоровы, а я вечерком тогда зайду.
И я вернулся в свой Топтыгинский дом на углу улиц Пионерской и Свердлова. По пути попалась на глаза афиша кинотеатра «Время», он у нас один был такой большой на весь район. Обещали там показывать в ближайшие два дня «Афоню» (вот это да!), а далее до конца недели «Зорро» с Аленом Делоном. А чего, можно и сходить…
Дождался я таки своих родителей ближе к семи вечера, сначала мать пришла, а следом отец, хмурый и неразговорчивый, из чего я сделал вывод, что с перевыполнением встречного плана у него серьёзные проблемы.
— Ну рассказывай, — сразу же с порога начала мама, — как работалось, почему раньше вернулся?
— Работалось нормально, поначалу спина болела, потом втянулся, — отрапортовал я, — а раньше вернулись по моей вине.
— Так-так-так, — вступил в разговор отец, — провинился что ли в чём?
— Не, придумал орудие малой механизации, — скормил я им облегчённую версию нашего досрочного возврата, — называется «полольник». С помощью этих орудий мы всю программу прополки и выполнили на три дня раньше.
А про взрывы пусть они сами узнают, подумал я, только не сегодня.
— Ну-ка нарисуй, — заинтересовался отец, он по профессии вообще-то инженер-механик.
— Пожалуйста, — пожал плечами я и начиркал на тетрадном листочке в клеточку примерный разрез того, что я там в фойе дебаркадера сочинил. — Берёшь, значит, в обе руки черенок, опускаешь эту трапецию на землю и волочишь за собой. Мало того, что нагибаться не надо, так и скорость прополки раза в три вырастает.
— А ты молодец, — задумчиво ответил папа, изучив мои каракули, — надо тебе тоже на механика пойти учиться.
— Вот кстати об учёбе, — вспомнил я, — я тут подумал-подумал… когда эти полольники сочинял… и решил, что хорошо бы мне в другую школу перейти, где больше знаний дадут.
— Это в какую же например? — встревожилась мама.
— В тридцать восьмую, которая с физмат-уклоном…
— Школа хорошая, — задумалась мама, — но почему ты так вдруг туда решил перейти? Боюсь, что это будет сложновато — они там списки желающих в мае составляют, а сейчас на дворе июль.
— Но ты же мне поможешь? — спросил я у неё. — Ты же в этой системе, значит, знаешь, на какие кнопки нажать надо, чтобы результат получился положительным.
— Надо помочь парню, — вступился за меня отец, — раз он так учиться хочет. Пусть получает знания в улучшенном формате.
— Нет, ты всё же скажи матери, — не отступалась она, — почему так резко, почему раньше об этом не позаботился?
— Да вот, — начал импровизировать я, — пилил я и скручивал свои полольники, и такая тоска взяла, что решил немного поменять свою жизнь. Для начала среднее учебное заведение сменить, а там и до высшего дойду… бог даст.
— Ой, врёшь ты, Витька, — погрозила мне пальцем мама, — сказал бы уж прямо, что девочка какая-нибудь туда идёт, а ты за ней…
Надо ж, подумал я, насквозь мать видит, как рентген.
— С девочками мы немного попозже определимся, — быстро соврал я, — рано мне ещё по девочкам ходить.
— Ладно, — отбросила она в сторону полотенце, которое у неё в руках оказалось, — нажму я на эти кнопки, надеюсь, что у меня получится. А теперь давайте торт есть… и расскажи, наконец, что вы там в этом ЛТО делали.
* * *
Вечером я ни к какому Абрамычу не пошёл, решил отложить этот вопрос на завтра. Или ещё подальше, не горит. А вместо этого взял и сгонял в спортивный клуб Торпедо, он тоже рядом был, у нас тут всё рядом. Там у меня целых два дела было — узнать, существует ли на самом деле такой хоккейный тренер Окунев, раз, и разузнать всё про теннисную секцию, два. С Окуневым вопрос решился мигом, вахтёр на входе в ответ на мой вопрос сказал, что да, Михал Петрович такой есть, но сегодня он в отгуле, приходи завтра.
А вот с теннисом получилось интересно — секция такая имела место, и там даже целых два корта были с быстрым тартановым покрытием, на которых перекидывали мячик через сетку девочки с белых юбочках. Я представился тренеру, моложавому ещё мужчине в белых брюках и белой рубашке, и рассказал, что мы с Леной просто мечтаем заняться этим благородным видом спорта.
— Что-то великоват ты для начала занятий теннисом, — заметил мне он, — у нас обычно начинают в первом-втором-третьем классе.
— А вы всё-таки дайте мне шанс, — начал уговаривать его я, — а вдруг я окажусь новым Джимми Коннорсом окажусь, а Лена второй Маргарет Корт. Вы же ничего не теряете, отчислить нас всегда можно…
— Вон ты какие имена знаешь, — удивился тренер (можешь звать меня Палыч), — ну хорошо, приходи вместе со своей Леной завтра… нет, послезавтра в десять
