— Как ты думаешь, у нее есть другой возлюбленный? Она сказала, что не замужем, но никогда ничего не говорила о кавалере. И она такая хорошенькая, Себастьян. И это еще одна причина, по которой ты должен немедленно отправиться в Чипсайд и забрать ее. Если бы она знала, что может стать графиней, осмелюсь предположить, она бы бросила того, кто сейчас за ней ухаживает.

Он закрыл лицо руками. И снова призрак тех, других людей! Ее поклонники прекратили с ней знакомство после самоубийства ее отца. Он напоминал себе об этом с тех пор, как они расстались прошлой ночью в библиотеке. Но только потому, что джентльмены из приличного общества избегали связи с Сильвией Стаффорд, не означало, что она была приговорена к жизни одинокой старой девы. Теперь она была гувернанткой, это правда. Но красивой, хорошо воспитанной гувернанткой. Без сомнения, от Чипсайда до Мейфэра выстроилась вереница поклонников. Адвокаты. Врачи. Торговцы. Школьные учителя. Себастьян вызвал их всех в своем воображении, каждого красивого и элегантного, мягкого и доброго.

— Вон, — сказал он сестре.

— Но мисс Стаффорд…

— Вон! — прогремел он. И когда его сестра выбежала из гардеробной и вышла из его апартаментов, громко захлопнув за собой дверь, он почувствовал, как в глазах у него защипало от слез. Он судорожно сглотнул, борясь с горькой волной трехлетнего сдерживаемого горя и страданий. Потеря Сильвии Стаффорд. Смерть его отца и брата. Потеря его друзей и товарищей в Индии. Повреждения на его лице. Физическая боль и душевные муки.

Он нащупал в кармане прядь волос и крепко сжал ее пальцами, как будто это был спасательный круг, брошенный тонущему человеку. У нее всегда была сила вернуть его из бездны. Но теперь, когда он поднес ее к своей щеке, он ничего не почувствовал. Совсем ничего.

Он понял, что это всего лишь символ. Безжизненная, бездушная тень настоящей Сильвии Стаффорд.

И настоящая Сильвия Стаффорд уехала.

Глава 11

Себастьян сидел один в своей гостиной, развалившись в мягком кресле из красного дерева перед камином. Наполовину наполненный бокал бренди опасно болтался в его пальцах, когда он уставился в камин. Где-то среди черного пепла были остатки записки, оставленной Сильвией, когда она вернулась в Лондон. Он уже не мог точно вспомнить, что там было сказано. С тех пор как он прочитал ее, он немного увлекся выпивкой.

И это было еще мягко сказано.

Он не выходил из своих апартаментов уже три дня. За это время он выпил больше, чем за всю свою карьеру военного офицера. Даже больше, чем в те первые месяцы, когда его лицо было изрезано на куски и он узнал, что его отец и брат оба мертвы. Он продолжал пить до тех пор, пока его голова не почувствовала себя так, словно ее раскололи надвое рукояткой топора. Пока болезненные воспоминания о Сильвии Стаффорд не притупились, а ее вкус и запах не растворились в парах крепких спиртных напитков.

Что делала его сестра в течение этого времени, он не знал и не интересовался. Она выросла в Першинге, и у нее были друзья здесь. Может быть, она поехала к кому-то в гости? Сплетничала с их соседями? Или, может быть, она отправилась на поиски какой-нибудь другой леди из его прошлого, чтобы уговорить вернуться в Хартфордшир?

Но в его прошлом не было других женщин.

Он потерял свое сердце лишь однажды.

Не то чтобы он провел большую часть своих тридцати двух лет, живя как монах, хотя в последние годы это определенно казалось таковым. У него никогда не было любовницы. Он был кадровым кавалерийским офицером, редко бывал в Англии, да и то ненадолго. У него был роман с оперной танцовщицей, когда он достиг совершеннолетия. Пышногрудая рыжеволосая кокетка, которая не делала секрета из того, что ее благосклонность полностью зависела от подарков, которые он ей дарил. После этого он делал то же, что и другие офицеры. Случайная ночь с доброй вдовой. Случайное посещение борделя — хотя он презирал довольно потрепанную группу лагерных девиц, которые обслуживали очень многих завербованных мужчин.

А потом, три года назад, он вернулся в Англию в разгар лондонского сезона. Он прибыл в город в компании другого офицера, младшего сына известной светской дамы Марианны Феллоуз, графини Денхолм. Ему было передано приглашение на следующую ночь. Музыкальный вечер, как сказала леди Денхолм.

“Ничего слишком формального, полковник Конрад, но я хотела бы призвать офицеров приходить, когда они в городе”.

Капитан Феллоуз был застенчив, но ободряющ, заверив своего старшего офицера в частном порядке, что вечер не будет пустой тратой времени. “Моей матери всегда удается найти одну или двух выдающихся исполнителей среди всех этих юных девчонок, бренчащих на арфе и выкрикивающих итальянские любовные песни”, - сказал он.

Себастьян прибыл в середине вечера в своей парадной форме, сознавая, что в ней он выглядит намного больше, намного устрашающе. Он был не в настроении обмениваться вежливыми любезностями об Индии. Его присутствие было проявлением вежливости по отношению к матери капитана Феллоуза, не более того. Он сидел на заднем сиденье с мрачным лицом, слушая небольшую подборку певцов и музыкантов, большинство из которых, как и ожидалось, были молодыми леди, стремящимися продемонстрировать свои скудные таланты.

Но когда последняя молодая леди закончила играть на пианино и сделала реверанс перед небольшой толпой, джентльмен впереди поднялся на ноги. “Послушайте, леди Денхолм, ” обратился он к хозяйке. — Почему вы не попросили мисс Стаффорд петь?”

Последовал короткий обмен смехом между леди Денхолм и несколькими джентльменами в зале. Поклонники мисс Стаффорд, предположил Себастьян.

Он не ошибся.

Только тогда он увидел ее. Она сидела в дальнем правом переднем углу, скрытая среди огромных вечерних платьев с пышной юбкой окружавших ее дам. Она встала, явно смущенная всеобщим вниманием, но без ложной скромности. У нее были роскошные каштановые волосы, искусно уложенные заколками, инкрустированными драгоценными камнями, и самые голубые глаза, которые Себастьян когда-либо видел. Она повернулась и улыбнулась толпе. Искренняя улыбка, несмотря на ее румянец, и которая показала наличие двух очаровательных ямочек на щеках.

И он был околдован. Не потому, что она была самой красивой женщиной, которую он когда-либо видел, хотя она была довольно хорошенькой, а потому, что она буквально искрилась теплом и светом. Она одарила своих поклонников взглядом, полным добродушного упрека, а затем, перекинувшись парой слов с хозяйкой, подошла к