Шрифт:
Закладка:
Македония граничила на юге с Элладой, на востоке с Фракией, а исторически сама была частью Фракии. Балканский регион позднее послужил родиной славянского этногенеза и прославился такими богами как Дионис, Орфей, Арес, Артемида – боги страстного характера. Аристотелю были знакомы дионисические ритуалы, и знакомы такие культовые термины как «энтузиазм» и «катарсис». А.Ф. Лосев аргументировал чистоту «эллинской породы» Аристотеля ссылкой на то, что его предки были с островов Эгейского моря, как будто там не было фракийского населения. Но влияние Фракии распространялось вплоть до Малой Азии; фракийцы жили и на островах, и в Малой Азии, в районе Трои. Во многих поселениях фракийцы говорили по-гречески, как, например, в Абдере, родном городе Демокрита. Городок Стагира вблизи границы Македонии и Фракии Аристотель всю жизнь почитал своей родиной; туда он с сестрой переехал после смерти родителей; в старости завещал родовую усадьбу своей семье. Поэтому когда Аристотеля называют Стагиритом, а он всю сознательную жизнь прожил вне этого ничем не примечательного города, то аллюзия его фракийско-македонского родства всё-таки присутствует.
Об этом могут свидетельствовать и лингвистические факты. «Чистейшие греки» во времена Платона говорили исключительно на местных диалектах греческого языка; Платон как коренной афинянин говорил на аттическом диалекте. Аристотель, двадцать лет общаясь с Платоном и проживая в Афинах, на аттическом диалекте не говорил и не писал. Языком текстов Аристотеля был тот усредненный «литературный» язык, на котором говорят образованные иностранцы. После завоеваний Александра Македонского этот усредненный язык оформился в «койне». Аристотель говорил и писал на диалекте, максимально близком к койне, то есть фактически на македонском диалекте греческого языка. Не отрицая того, что по своей культуре Аристотель был «чистейшим греком», очень полезно иметь в виду его ироничное отношение к «чистейшим грекам по отцу и по матери», включая Платона.
Приёмная семья Аристотеля относилась к нему доброжелательно и отличалась, как сказали бы сейчас, интеллигентностью. При наступлении совершеннолетия Аристотелю создали условия для проживания за рубежом, в Афинах. Платон на тот момент в городе отсутствовал, занятый длительным путешествием в Сицилию, так что Аристотель пару лет был слушателем разных школ. К встрече с Платоном Аристотель готовился: в арсенале была риторика от Горгия (включая принципы скептицизма) и энциклопедические трактаты Демокрита. Демокрит прославился не только своими «атомами», но так же интересом к языку и знакам. Аристотель, собственного, с этого и начинал собственный путь в философию – признавая авторитет и водительство именно Демокрита.
В чем Аристотель полностью определился к моменту своего общения с Платоном, так это в том, что все образованные греки склонны к софистике, не исключая Платона (об этом он мог судить по текстам платоновских диалогов). Софистика в Афинах после Сократа расцвела заново и вскоре приобрела значение национального остроумия; она нравилась как своего рода искусство беседы «с подначкой». Подобный юмор македонцам был не свойственен и не приятен; случай с Гордиевым узлом тому пример. Аристотель называл софистику «нудной», а остроумие вообще определял как «отшлифованное высокомерие». Против софистики, насколько известно, выступил только один афинянин – Сократ, но Аристотель уже его не застал. Выбирая между Сократом, память о котором была ещё жива, и Платоном, Аристотель явно занимал позицию Сократа. Знаменитая «ирония Сократа» Платону была не присуща в силу серьёзности натуры. Платон «переложил» её, как говорят музыканты, в рассудительные диалоги. Не исключено, кстати, что «смеющийся философ», как прозвали знаменитого Демокрита, над длинными диалогами Платона мог подсмеиваться. На момент популярности платоновских диалогов Демокрит был еще жив и активен – он пережил своего сверстника Сократа на четверть века.
«Ирония», которой прославился Сократ, основывалась на том, что слово и понятие далеко не одно и то же. За понятием стоит «определение», которое неподготовленные слушатели упускают из виду. Сократ изобрёл «определение» и выявил логические ошибки определения: слишком широкое, слишком узкое. Тем самым, в словах был зафиксирован «объём», а пересечение «объёмов» открывало путь к логике. Термин «логика» ввел Демокрит, судя по названию его трактата «О логике, или канон». Можно сказать, что Сократ открыл грекам то направление, которое Аристотель с подачи Демокрита развил в логику («аналитику» в терминологии Аристотеля: в академии Платона не могли использоваться демокритовские термины). Демокрит и Сократ были современниками (если не ровесниками), оба обращали свои интересы против софистов, оба были склонны к юмору – Аристотелю оба мыслителя были близки по духу.
Что касается Платона, то Аристотель никогда не был его «последователем», тем не менее, во многом с ним соглашаясь и многому у него учась. Например, в том, что никакая вещь не сводится к её телу. С чем Аристотель не соглашался, так это с платоновской идеей «двоемирия» («гиперуранией»), в чём, скорее всего, был не прав. В античные времена считалось, что боги жили в одном с людьми мире, пусть где-то очень высоко, глубоко, далеко. Мир един для богов, титанов, героев, людей и зверей. Платон своим «образом пещеры» первым восстал против единства мира, прокладывая путь философскому трансцендентализму. Аристотель, подозревая Платона в софистике, прошёл мимо фундаментального открытия Платона, оцененного, собственно, уже в христианской философии не без влияния восточного мистицизма.
Демокрит под термином «логика» понимал, собственно, не логику, а последовательное повествование, в котором чередуются «имя» и «глагол» (его термины) – то есть когда о чем-то что-то утверждается. Интерес к словесности неожиданно обернулся атомистикой в физике и выделением «логики». Сама гипотеза «атомистики» возникла по аналогии с алфавитом: принципы строения телесности те же, что и письменности. Как бесконечный текст может состоять из небольшого количества букв в алфавите, так бесконечная вселенная может состоять из конечного количества видов атомов. Интерес к видам письменности, включая клинопись и иероглифы, Демокрит вынес из своих многолетних восточных путешествий.
Возможно, не без влияния демокритовских трактатов Аристотель научился различать слово и знание, отличать мысль о вещи от самой вещи – в чём греки путались, иногда не без удовольствия. Впоследствии «Аристотель приучал своих учеников, – отмечает отечественный филолог-философ Т.В. Васильева, – не смешивать слова с вещами, а мысли со словами <…> Он работал над словом…» [Васильева 2008, с.216]. Конечно, это так, только сначала Аристотель сам этому научился, причем, очень рано. Самостоятельная философия Аристотеля начинается с обращения к словам, например: «бог» – это слово, «природа» – это слово, «Сократ» – это слово. В разных языках звучание-написание слова может быть разным, но важно другое: как только за словом следует «утверждение или отрицание», – слово становится «знанием» вне национального языка. Имя с утверждением («глаголом»)
