Шрифт:
Закладка:
На пол рядом с лицом ложится его ладонь. Второй рукой Влад подхватывает меня под живот. Толстая головка мажет между ягодиц и настойчиво толкается в тугое колечко.
– Не-е-ет! – всхлипываю я, отчаянно брыкаясь.
– Тш! Сейчас… Сейчас хорошо будет. Расслабься.
Мне не хорошо. Мне больно! Я рычу зверем. Влад натягивает меня на себя, плотно затыкая ладонью рот.
– Да тише ты! Не дергайся. Не давала ему так?
– Н-нет! – шокированная, всхлипываю.
– Хорошо… Хорошо, тш-ш-ш, маленькая. Говорят, ваши любят в зад. Тш-ш-ш…
Влад касается клитора, отвлекая поглаживаниями от болезненных ощущений, и двигается, двигается, двигается... Под мои громкие всхлипы. Худяков матерится, с пошлым звуком выскакивает из меня, чтобы секундой спустя погрузиться ниже. От облегчения я почему-то еще горше плачу.
– Ну заканчивай, Ась… Уже все, да?
Отчаянно киваю и снова ловлю его губы. Я знаю, да, что он и есть причина моей боли. Но именно в его утешении я нуждаюсь. Нуждаюсь так, что, кажется, умру, если он не приласкает. Влад мягко целует меня, трется языком о язык и снова теребит клитор, подталкивая меня к неизбежной разрядке. Она настигает меня – мощная и изматывающая. Как никогда длинная. Зачем-то Влад отстраняется, я в панике подаюсь бедрами назад в попытке во что бы то ни стало его удержать.
– Мы без гондона, ч-ч-ерт.
Он выскакивает, пока я захожусь в экстазе. Чтобы, вновь протиснувшись в расслабленный оргазмом анус, финишировать прямо туда.
Глава 16
Асия
– Я больше не могу! Все! Баста… – рычит Паулина, со всей дури хлопая хлипкой дверью вагончика. – Садист чертов! – падает в кресло.
– Ну что опять? – вяло интересуюсь я.
– Ничего нового! – Милова хватает сумку, трясущимися руками достает вейп и резко затягивается, выпуская ароматный пар в и без того душное пространство. – Смотри, меня всю трясет от его придирок. Как в таком состоянии работать?!
Перевожу заторможенный взгляд на руки одной из самых заметных артисток последнего десятилетия. Учитывая, что мне самой Венгржановскому предъявить нечего, можно подумать, что Паулина тупо капризничает. Но поскольку от Игоря Давидовича точно так же стонут и другие актеры, очевидно, что это совершенно не так. Да и дрожащие руки Миловой наглядно доказывают, что Венгржановский в самом деле здорово перегибает палку.
– Все ему не по нраву. Все! Двадцать гребаных дублей! Он издевается, Асия? Вот ты мне скажи?!
– Без понятия. Самой мне не на что жаловаться.
Будто меня не слыша, или просто не нуждаясь в моих ответах, Паулина запальчиво продолжает:
– Отъебашишь восемнадцатичасовой рабочий день, дождешься выходного, и что? Сидишь дома, потому что в этих долбаных ебенях даже негде расслабиться! Связь, и та не ловит. Не пойму, какого хрена он решил снимать именно здесь? Неужели во всей нашей стране не нашлось похожего поселка поближе к цивилизации? Ну, что ты молчишь? Тебя саму все устраивает?!
– Лично мне в выходной хочется лишь отоспаться. К счастью, такую возможность Игорь Давидович нам предоставил. Тихо здесь. Хорошо.
– Ну да, ну да… Сказал бы мне еще месяц назад кто-то, что я буду снимать комнату в гребаном деревенском доме и ходить в уличный душ!
Венгржановский действительно увез нас к черту на рога. Но в отличие от той же Миловой, мне это только в радость. Я рада сбежать из столицы, от людей, которым мне неловко смотреть в глаза, от всей своей привычной-непривычной жизни. Здесь я отдыхаю. Возможно, если бы не этот поспешный отъезд, я бы тупо не пережила того, что случилось в ложе. Я из нее вышла, как из пожара – опалённой. Еще месяц назад, да, я была сплошной сочащейся сукровицей раной. Эта работа – то, что нужно, чтобы вспомнить себя другой. Живой, психически здоровой и цельной. Здесь я заново учусь быть собой. И лишь самой себе принадлежать. По прошествии времени можно смело сказать, что кое-что у меня получается. Да, я все еще с облегчением вхожу в роль свой героини. Я живу ей, иногда днями напролет, ведь так легче, так можно не думать о своих настоящих проблемах и не вспоминать боли. Но! Я уже гораздо чаще, чем поначалу, возвращаюсь в себя. И как-то существую. Пересматриваю свою жизнь. До. После. Много думаю, с интересом присматриваюсь к здешним людям. С удовольствием завожу новые знакомства. Местные так не похожи на моих столичных знакомых. Они более простые, что ли? В них как будто совсем нет второго дна. Мне с ними легко. И безопасно.
Любимый мой маршрут – тропинка вдоль крутого берега над рекой. Любимая еда – деревенский творог. И кедровые орешки с медом. Почему-то кинокорм в меня вообще не лезет. Впрочем, в незнакомых странах я тоже предпочитаю есть локальную еду, ибо по-настоящему верю, что еда – это часть культуры.
Если большинство находящихся здесь людей мечтают вернуться в цивилизацию, то я жду этого с ужасом. Дома меня поджидает столько проблем, что ой. Прежде всего, нужно будет решить, в какой театр податься, и надо ли мне это в принципе. Будучи задействованной в спектаклях, не так просто вписать в свою жизнь съемки. А ведь кино меня манит гораздо больше. И опять же, я не теряю надежды поработать на западе.
В одном городе с Худяковым мне тесно. Жить с осознанием того, что я в любой момент могу на него наткнуться – невыносимо. Мы так друг другом поломаны, что наши встречи могут быть просто опасны. Это все равно, что размахивать дозой перед носом завязавшего наркомана. Может, хватит сил удержаться от искушения. Может, нет. И тут до передоза – один крохотный шаг. Для меня им чуть не стал наш перепих на фестивале. Какой бы гибкой не была моя психика, это было слишком.
– Слушай, Паулин, тут всего
