Отец Данила и Карим молча созерцают происходящее, не имея ни малейшего желания вмешиваться.

В итоге на Данила и Матвея надевают наручники и разводят в разные углы комнаты.

– Матвей, зачем ты обидел девушку? – с укором смотрит на отпрыска Зотов-старший.

– Отстань, – пытаясь унять дыхание, бурчит тот.

Боря и Вова тихо сидят на длинной лавке и тоже не вмешиваются. Кабинет сержанта совсем не то место, где надо показывать свою браваду.

Теперь с сержантом вступают в диалог родители. Со стороны выглядит смешно – нас, великовозрастных зачинщиков беспорядка, усадили в ряд на лавку, а стол сержанта Рыбкина обступили Зотов-старший, Карим и незнакомый мне отец Данила, и пытаются выяснить причины конфликта. В итоге выясняется, что причина конфликта не Энжи, а я.

– Кристина! – с укором смотрит на меня Карим. – Почему от тебя одни неприятности этим летом? Правду говорят: если переходный возраст прошел без проблем, ждите неприятностей от ребенка позже.

Я не имею ни малейшего желания отвечать и просто смотрю в пол. Язык чешется сказать, что я не его ребенок, и мне уже давно есть восемнадцать, но я молчу.

Еще через полчаса нас отпускают. Матвею и Данилу грозит штраф за испорченные насаждения и оградки в парке, которые определит городской суд.

– Хорош отпрыск, ничего не скажешь. Благородство так и прет, – толкая Данила в спину к выходу, выговаривает ему отец.

– Тебя сюда никто не звал, – рычит Данил.

У выхода, скрестив руки на груди, стоят Карим и Зотов-старший. Я смотрю на Карима. Не знаю, что со мной творится. Наверное, где-то внутри меня начинают мелькать проблески разума, потому что мне вдруг очень хочется попросить прощения за то дурацкое происшествие на мой день рождения. С моей стороны было непростительной глупостью орать в микрофон, что я ненавижу человека, который обеспечивал мою комфортную жизнь целых девять лет. Пусть он и не испытывал ко мне теплых чувств.

Я собираю в кулак остатки мужества и делаю шаг ему навстречу.

– Карим, спасибо, что приехал.

Он испытывающее смотрит на меня и ничего не отвечает.

Я нерешительно мнусь и чувствую, как на глаза наворачиваются слезы.

Все выходят на улицу, а мы с моим отчимом так и остаемся стоять друг против друга. Где-то в глубине души я понимаю – от моих слов ему зависит будущее моей мамы. Я не имею права рушить ее личную жизнь.

– Мне очень жаль, что я так некрасиво повела себя в день рождения… Просто, когда папа внезапно умер, мне казалось, что померк весь мир. И, кажется, я до сих пор это не пережила…

Черт, при упоминании папы у меня из глаз начинают против воли катиться слезы. Я прикрываю рот рукой, всхлипываю. Жуткое зрелище. Я, перепачканная красками, теперь еще и плачу, растирая грязь по лицу руками.

Кариму неловко видеть, как я плачу, а утешать он не умеет. Он из тех жестких людей, которые могут идти вперед, напролом, но сентиментальность им неведома.

– В общем, я не хочу быть препятствием вашим отношениям с мамой, – подвожу итог своей корявой тирады я и лезу в карман джинсов за бумажными платочками, чтобы вытереть лицо.

Дверь открывается и на пороге появляется Данил.

– Кристина, ну, ты где там застряла?.. Почему ты плачешь?

– Уже неважно, – отмахиваюсь я.

– Поехали ко мне. Нам всем надо привести себя в порядок и успокоиться, – посматривает на Карима Данил.

– Да, точно, – киваю я. – До свидания, Карим.

– До свидания, – хмуро произносит нам вслед отчим. Наверное, он сейчас побежит домой к тетушке, чтобы увидеть маму снова. Ну и пусть. В конце концов, это она его выбирала.

У выхода стоят Энжи и отец Данила.

Мой незнакомец просто проходит мимо.

– Мне жаль, что все так глупо вышло, – останавливаюсь возле Энжи я.

– Мне тоже, – грустно кивает она.

– Данил! – отец резко берет его за плечо и останавливает.

– Ну, что еще? – хмурится тот.

– Чтобы в воскресенье был дома. Мы с Энжи будем ждать тебя на обед. Тебя и… – он посматривает на меня. – Как зовут твою девушку?

– Кристина, – робко улыбаюсь я, пытаясь оттереть краску с лица бумажными салфетками.

– У меня другие планы. – Перебивает отца Данил.

– А мне плевать на твои планы. Чтобы в воскресенье был дома!

– Мы будем, – желая разрядить обстановку, вмешиваюсь я. – Обязательно будем.

Данил смотрит на меня с возмущением, но недолго.

– Хорошо, в воскресенье мы придем.

– В три часа дня. И постарайся не опаздывать.

Данил презрительно фыркает и берет меня за руку. Нам надо забрать его машину из парка.

Мы с Данилом возвращаемся в парк за его машиной, и едем к нему домой.

В его квартире я прямиком иду в ванную, отмывать с себя краску.

Под теплыми струями душа я понемногу успокаиваюсь. Да уж, отлично повеселились, ничего не скажешь. Но, по крайней мере, теперь я знаю, что у Данила есть сестра. И послезавтра мы идем домой к его отцу.

Я отжимаю волосы и вытираюсь мягким полотенцем.

– Дань, у тебя есть что-нибудь, переодеться? – приоткрыв дверь, громко спрашиваю я.

– Сейчас принесу.

Данил идет в зал и приносит мне свою рубашку в клетку.

– Она длинная, будет тебе, как платье, – просовывая рубашку в дверной проем, говорит он.

Рубашка действительно длинная. Я натягиваю ее на себя, и выхожу из ванной комнаты. Из кухни аппетитно пахнет жареным беконом.

За то время, что я приводила себя в порядок, Данил успел наделать бутербродов с ветчиной и сыром, и теперь жарит яичницу у плиты.

– Ужасно хочу есть, – поясняет он, поворачиваясь ко мне.

– Я тоже.

Я, улыбаясь, подхожу к нему сзади и прижимаюсь к его широкой спине.

– Что такое? – нащупывая мою талию свободной рукой, усмехается он.

– Ничего. Просто я счастлива, что ты у меня есть. И что я могу вот так просто надеть твою рубашку и прижаться к твоей спине.

Данил отставляет сковороду с готовой яичницей в сторону и поворачивается.

– Переезжай ко мне, – касаясь моего лица ладонями, выдыхает он.

– Переезжать?

Я растерялась.

– Да, переезжай. Будем жить вместе, – Данил заглядывает мне в глаза и улыбается.

– Если повесишь на кухне занавески, я подумаю, – улыбаюсь я в ответ.

– Занавески? Думаешь, здесь нужны занавески? – озадаченно оглядывается на окно он. – И, правда, нужны. Как я раньше до этого не додумался?