ты весь.

— Ты удивишься, Вар, но это они сами.

— Значит, ты отлично их воспитал. В своём духе. Посмотри на этих голиафов, они ещё рот не раскрыли, а я уже вижу, что это лысые уродливые Полчеки.

— Я вижу в зале множество людей,

которые отдали много денег,

чтобы смотреть как лысые уроды,

их будут развлекать на этой сцене, — Шензи звонко пошлёпал себя ладонью по голове.

— В почёте здесь не те, кто развлекает,

а те, кто платит за такое кресло,

где даже жопа чувствует величье,

империи, давно уже почившей, — подхватил Банзай.

— И если б эта жопа научилась

словами выражать своё желанье,

то лопнули бы от её гордыни

у зрителей на жопе шаровары! — издевательски сообщил Шензи.

— Мои сиблинги хотят сказать, — невозмутимо добавил Эд, — что за стоимость билета в этот зал можно было бы месяц кормить всех беженцев с Седьмого Неба, которые сейчас осаждают стены Всеношной.

— Знаешь, — признался Вар, — мне уже самому интересно, как отреагирует публика. По крайней мере антрепренёры не обманули в одном — такого тут ещё не видели.

Зал хранит гробовое молчание, зрители переглядываются, не зная, как реагировать.

— Богатым быть нимало не зазорно,

коль денежки не грабежом добыты.

Мы сами, будем, братцы, откровенны,

бываем рады звону куспидатов, — снова вступил Шензи.

— Однако же нельзя не удивиться,

как часто наша жизнь несправедлива,

одним давая сверх любых желаний,

других лишая средств необходимых, — проложил мысль Банзай.

— И пусть исправить всё несовершенство,

которым мир пронизан, невозможно,

но может каждый в меру пониманья,

устроить жизнь вокруг немного лучше, — закончил Шензи.

— Мои сиблинги хотят сказать, — пояснил Эд, — что гонорар за наше выступление в «Коллизиуме» труппа отдаст на помощь беженцам. Потому что неприлично одним людям получать столько денег, когда другие умирают от голода в паре миль вниз отсюда. А ещё каждый из вас может принять участие в сборе пожертвований. Сейчас Шензи обойдёт вас с ящиком. Любой волен положить туда монетку, мешочек с монетами или ничего. Это совершенно не обязательно, ведь вы уже и так потратились сегодня, купив билеты…

Шензи сбегал за кулисы и вышел оттуда с большим ящиком в мощных руках.

— Прозрачный ящик… Это гениально! — отмечает Вар. — Теперь они будут стараться переплюнуть друг друга.

Эй, приятель, не держись за карман,

клади свой кошель в этот стеклянный стакан!

Не пожалей для людей куспидата,

ты всё равно гребёшь деньги лопатой!

Ты себе купишь вина бутылку,

картину, мирада, на камин копилку,

всё это мило, но мать твою ёж,

Ты ведь без этого не помрёшь!

Те, кто ждёт у ворот приёма,

они реально живут без дома,

им вообще ни на что не хватает,

они без дураков голодают!

Их города снесены катаклизмом,

им не помочь будет полным говнизмом.

Если вы будете над монетами сохнуть,

их дети могут тем временем сдохнуть!

Это, народ, вообще не шутка,

для них целая жизнь, для вас одна минутка!

Не поленись, протягивай руки,

кидай кошель, прекрати эти муки!

Вся Всеношна сегодня увидит,

что демиург беженца не обидит!

Пока зритель монетку кидает,

за ним вся столица наблюдает!

Видите гномиху с хрустальным шаром?

Может, это будет для вас ударом,

но знайте, люди, сейчас в каждом шаре,

в тавернах, барах и на тротуаре,

все жители города вами любуются,

хвалят или неодобрительно хмурятся.

Будьте щедрыми, богатеи,

иначе народ вам намылит шеи!

Табакси снова поклонился со сцены и объявил:

— А теперь наши замечательные артисты покажут вам сценку «Богатый фавн и хитрая гномиха»! Встречайте — Фаль и Пан, а также Кифри в роли беженца.

— Полчек, они что, действительно показывают представление из «Коллизиума» в тавернах через хрустальные шары? — поразился Вар.

— Технически это несложно, — признал драматург. — Пригоршня недорогих амулетов, и каждый, у кого такой есть, сможет подключиться к передающему шару.

— Но зачем?

— Как минимум, можно продавать права на трансляцию. Любой владелец таверны, который не поскупится на амулет, многократно отобьёт затраты за счёт посетителей. Ещё бы, зрелище для самых богатых богатеев столицы с доставкой прямо к стойке бара! Не удивлюсь, если это Спичка придумала.

— Даже не сомневайся! — в ложу ввалилась встрёпанная дварфиха. — Эта тема ещё перевернёт мир. А вот сбор для беженцев — это Завирушки твоей идея. Я её хотела сначала придушить, такие деньжищи на ветер! Но потом передумала. Отобьём на репутации.

— Мадам, или кто вы там, — возмутился Вар, — это моя личная ложа!

— Да ложи́ чего хочешь, мне просто надо с этим пареньком поболтать, — она указала толстым пальцем на Полчека.

— Мы выйдем, Вар, прости, что помешали.

— Ничего, вы навели меня на мысль о лицензировании трансляций. Закон искусства: не можешь победить технологию — получи с неё роялти!

* * *

— Твоя подопечная пропала, — заявила Спичка сходу.

— Завирушка?

— У тебя есть другие?

— Что значит «пропала»?

— Ушла искать тебя. Насколько я вижу, не нашла. Но назад не вернулась.

— Зачем ей меня искать?

— Затем, что ты эгоистичный самовлюблённый засранец, думающий только о себе. Наобещал девочке с три короба, а сам развлекается с приятелем, бросив её одну.

— Во-первых, не одну, а с труппой. Во-вторых, это для её же безопасности.

— А сказать ей не судьба? Переломился бы объяснить? Ей шестнадцать лет, между прочим. Напомнить, что ты в этом возрасте творил?

— Не надо, — поморщился Полчек, — хорошая память — моё проклятие.

— И, к слову, о безопасности. Её чудом не похитили прямо из театра. Какие-то ассасины, я не очень поняла.

— Полуслово, — мрачно констатировал драматург. — Быстро нашли. Скорее всего, навёл кто-то.

— В общем, кончай развлекаться, пошли искать девчонку. Если тебе, конечно, на неё не наплевать, как на всех остальных, включая меня. Мне, напоминаю, ты тоже не сказал ни слова, молча свалив в туман.

— Спичка, я…

— Не надо оправдываться, я-то тебя всю жизнь знаю. Всю твою жизнь. И до сих пор гадаю, что я сделала не так, раз ты вырос таким засранцем.

— Прости, мне жаль.

— Не убедительно. Ни фига тебе не жаль, на