«Там, где тень на книги не падает и крепость рогами увенчана, слушай четвертый удар».

— Что за бред! — вырвалось у Лолы. — И ради этой ерунды мы переселились из своей уютной квартиры в передвижной зоопарк? Из-за этой ерунды я не могу принять ванну?

— Не в зоопарк, а в цирк! — машинально поправил ее Маркиз. — И за этой, как ты выразилась, ерундой охотятся серьезные и опасные люди, из-за этой ерунды убиты, по крайней мере, два человека, а ты про ванну…

— Ванна, точнее, ее отсутствие — это серьезно! — воскликнула Лола, расчесывая шерстку Пу И. — Правда, Пуишечка?

Пу И всегда и во всем поддерживал хозяйку, но на этот раз он промолчал. Лола восприняла это как предательство и ссадила его на пол. Она обиделась на Пу И, а заодно на Леню, на унылую питерскую погоду и на весь мир.

— Ну, вот, — проговорила она, повернувшись к своему боевому соратнику. — Мы раскрыли секрет часов, прочитали, что на них написано — и тебе что, стало легче? Ты что-то понял в мироустройстве? Нашел смысл жизни?

Леня не отвечал, пристально вглядываясь в странную фразу. Он знал, что Лола просто скучает в четырех стенах, отсюда и ее плохое настроение.

— Может, все дело в переводе? — предположил он после продолжительного раздумья. — Может, у этих слов есть какой-то другой смысл?

Он воспользовался другой программой перевода — но смысл загадочной фразы ничуть не прояснился.

— Нужно поискать человека, который хорошо владеет латынью… — предложила Лола от безысходности.

— А что — пожалуй, ты права! — Маркиз вскочил, схватил ключи от машины. — Я ненадолго отлучусь, не больше чем на час, а вы тут не скучайте…

— Куда это ты? — подозрительно осведомилась Лола. — К одной из своих ученых старых дев?

Она прекрасно знала, что Ленино мужское обаяние безотказно действует не только на официанток, секретарш и медсестер, но и на ученых дам бальзаковского возраста. Среди его ученых приятельниц были искусствоведши и филологини, дамы, отягощенные знанием пяти-шести языков (обычно мертвых или умирающих) и специалистки по средневековой китайской философии. Была среди них даже одна женщина — доктор биологических наук. Впрочем, не нужно думать, что она уже приближалась к пенсионному возрасту.

Говоря о «бальзаковском возрасте», не нужно забывать, что роман Бальзака, после которого это выражение вошло в активный обиход, называется «тридцатилетняя женщина», и первоначально «бальзаковским» назывался возраст от двадцати пяти до тридцати пяти лет. В наше время представления о женском возрасте заметно сдвинулись, и теперь «женщинами бальзаковского возраста» называют, как правило, дам за сорок. А упомянутой выше даме — доктору биологических наук недавно исполнилось тридцать шесть, и она была длинноногой брюнеткой с большими выразительными глазами.

Поскольку Лола и Маркиз в самом начале своей совместной работы договорились, что между ними будут исключительно деловые отношения, у Лолы не было формальных причин ревновать своего компаньона. Но она никак не могла себя преодолеть, и ужасно злилась на Маркиза из-за его амурных похождений. И никогда не упускала случая подпустить шпильку по поводу его слабости, с одной стороны, к официанткам и секретаршам, с другой же — к ученым дамам.

— Не такая уж она старая, — проговорил Маркиз, подходя к двери. — И уж точно не дева…

Последняя реплика переполнила чашу Лолиного терпения, и она запустила в своего компаньона хромированной мисочкой Пу И с собачьим кормом. Маркиз, который предвидел подобный поворот событий, успел закрыть за собой дверь, и аппетитные кусочки корма разлетелись по всей комнате.

А вредный Маркиз снова приоткрыл дверь, заглянул внутрь и выдал финальную реплику:

— Она не Дева, она Стрелец! — после чего уже окончательно испарился.

— Стрелец! — мрачно передразнила его Лола, собирая рассыпанный корм. — Никакой она не Стрелец! Скорпион она настоящий! Или Рыба… к тому же, мороженая.

Покинув свою веселую семейку, Маркиз отправился в самый центр города — на стрелку Васильевского острова, где рядом с Биржей, Кунсткамерой и Ростральными колоннами расположен Зоологический институт Академии наук и примыкающий к нему замечательный Зоологический музей.

Все, кто родился и вырос в нашем городе, знают и любят этот музей. Зоопарк в нашем городе маленький, тесный и плохой, звери живут в отвратительных условиях, как жильцы коммунальной квартиры, зато Зоологический музей просто великолепный. Трудно найти в Петербурге такого человека, кого в детстве родители хоть раз не приводили бы сюда — посмотреть на колоссальный скелет синего кита, на собаку Петра Великого, на чучела огромных белых медведей и крошечных мышей-полевок, тигров и обезьян, бобров и аистов. А на втором этаже музея разместилась единственная в своем роде коллекция экзотических бабочек, жуков и прочих насекомых.

Войдя в здание музея, Маркиз прошел мимо памятника академику Бэру, выдающемуся зоологу, некогда бывшему директором этого музея. Он не поднялся по лестнице к началу экспозиции, а свернул налево, в коридор, соединяющий музей с научными лабораториями.

— Вы куда, молодой человек? — остановила его строгая вахтерша, неодобрительно оглядев посетителя с ног до головы и поставив ему невысокую оценку.

— К Нелли Востриковой! — сообщил Леня.

— К Нелли Романовне? — уважительно переспросила дежурная. — А она вас ждет?

— Ждет, ждет! — уверенно ответил Маркиз. — Она меня всегда ждет!

Впрочем, когда он вошел в лабораторию, где работала его знакомая, уверенности у него поубавилось.

Нелли Вострикова, женщина лет тридцати пяти, с темно-рыжими волосами и удивительно белой кожей, всю свою сознательную жизнь занималась изучением чешуйчатых пресмыкающихся подотряда змей, а еще точнее — всевозможными разновидностями гадюк. Изучая этих малоприятных животных, Вострикова написала множество научных статей и монографий, успешно защитила кандидатскую диссертацию и возглавила научную лабораторию.

От своих питомцев Нелли Романовна переняла сложный характер, немигающий взгляд и манеру бесшумно перемещаться плавными, скользящими, неуловимыми движениями. И еще — чрезвычайно ядовитую манеру общения.

— Привет! — жизнерадостно воскликнул Маркиз, появившись на пороге лаборатории.

В лаборатории было темновато — электричество почему-то не горело, а дневной свет с трудом пробивался сквозь узкие стрельчатые окна старинного дома.

Нелли сидела за столом, разглядывая какую-то крошечную змейку в желтых и коралловых разводах. Услышав голос Маркиза, она вскинула на него зеленые глаза и прошипела:

— Приш-шел? Притащ-щился?

— В чем дело, лапочка? — недоуменно проговорил Маркиз. — Ты на меня обиделась?

— С-с чего бы это? — процедила Вострикова. — Ты уш-шел от меня восемь мес-сяцев назад и даже не позвонил! Даже не вс-спомнил обо мне за это время!

— Но, лапочка, я был очень занят… — залебезил Леня. — Я тебя все время вспоминал, просто у меня была срочная работа…

— Нас-столько с-срочная, что ты не мог набрать номер?

Нелли повернулась к просторному террариуму, внутри которого под разными углами располагались сухие ветки, и вполголоса произнесла, неизвестно к кому обращаясь:

— Лиззи, как ты считаешь — может быть, его стоит