Я многозначительно покосился на свой меч.

Ну да, благородный аристократ, предпочитающий путешествовать инкогнито, очевидно не местный. Может американец, может европеец, кто нас разберёт? Но одно любой бандит в этом мире знает наверняка: надо быть совсем на голову отмороженным, чтобы пытаться нагреть аристократа. Разве что за твоей спиной другой аристократ, побогаче и повлиятельнее.

Очень удивлюсь, если в этом захолустье бандитов крышуют аристократы.

— О, это чистая труба! А знаете что… — продавец вдруг задумался. — За тысячу я могу просто забыть свой телефон у вас в бардачке! Потом скажу, что потерял, скажем, через…

— Пять дней, — я не раздумывая согласился. — И постарайся не вспоминать об этом телефоне раньше этого срока. А ещё не стоит интересоваться распечаткой звонков.

Я вытащил из рюкзака две тысячи теоку.

— Это за неудобства, — я положил на капот первую тысячу, а за ней вторую, — а это на телефон закинь, не откладывая. И я очень расстроюсь, если мне не хватит. Лишнее оставлю на балансе.

— Господин, спасибо вам за щедрость! — залебезил толстяк, но я уже переключил передачу и вдавил педаль газа.

И тут же, отъехав метров триста, припарковался на обочине.

Все контакты в егерском телефоне были на своих местах. Первым делом я решил набрать с нового телефона того, по кому соскучился больше остальных.

— Алло? — ответил усталый голос.

— По лбу не дало? — хохотнул я. — Чего замученный такой, Евгеныч?

— Чернов⁈ — оживились на том конце провода. — Ты что ли?

— Я что ли.

— Ну охренеть теперь, — чувствовалось, что Жихарев неподдельно кайфует от разговора на родном языке и смакует каждое слово. — Не пишешь, зараза, не звонишь. Видели тут тебя в новостях с императорскими детишками. И то ли похвалить тебя теперь хочется, то ли под***ать, — Евгеныч поржал. — Ну давай, блин, рассказывай. Как ты там?

— Там — это где?

— В Коломне.

— А я не в Коломне, — я ощерился до ушей. — Я в Ацтекской Империи, Евгеныч! И уже на пути к тебе. Мчусь, как ветер, завтра к вечеру должен быть.

— А, — Жихарев потерялся. — О.

— Что такое?

— Узнал, что ли?

— О чём узнал? — искренне не понял я и напрягся. — Что-то случилось?

— Так… э-э-э… ну как сказать «случилось»?

— Евгеныч, не томи!

— Слушай… нехорошо, наверное, получилось, да? — в голосе Жихарева почему-то сквозила вина.

— Ты о чём вообще?

— Мы тебя специально не пригласили, — сказал он. — Потому что я ведь тебя знаю. Ты бы сорвался, похерил все свои дела дома и приплыл. А твои дела, насколько я могу судить, поважнее будут и…

— Да о чём речь-то вообще, Евгеныч⁈ Какие дела⁈ Куда меня не пригласили⁈

— На свадьбу, — коротко ответил Жихарев, мол, чего непонятного?

А для меня его слова всё так же оставались набором букв без смысла. Загадка на загадке и загадкой погоняет. На какую ещё, нахрен, свадьбу?

— Погоди-ка, — и тут до меня начало доходить. — Веневитина всё-таки окончательно под каблук загнали? Женится?

— Да причём тут Веневитин? Я женюсь.

— А, — ответил я. — О.

— Да, завтра в полдень церемония… А ты, говоришь, только завтра к вечеру будешь?

И столько в этом простом вопросе грусти!

— Нет, Евгеныч, ты ослышался! — я глянул на часы, вспомнил, сколько мне километров шуровать до Арапахо… — На церемонии буду! Только это… костюм мне приготовьте, а то я как Чацкий, с корабля на бал! Причём прямо в шортах!

Я положил трубку и надавил на газ. Налички на штрафы хватит. Если арестуют — сбегу. Если поломаюсь — дальше поскачу на носороге. Если… да не если, мать его так! Я успею!

Глава 11

Габериана Куэтцпальи

Одарённый ты или не одарённый, солнцу Центральной Америки на это наплевать. Уже спустя час пути я почувствовал характерный жар кожи и понял, что обгораю, как свин на вертеле.

Да, печать регенерации быстро поправит моё здоровьице, но что делать с кожей, которая лоскутами станет сходить с лица? Причём не где-то, а на свадьбе моего духовного наставника? Да ещё и автозагар прицепится по-любому. Не тот, что автоматический, а тот, что автомобильный, по контуру футболки. Буду похож на дальнобойщика…

Вот тебе и минусы кабриолета.

Ладно.

С загаром ничего не поделаешь, но минимизировать обгорание можно. Остановившись на заправке, я зашёл в магазин сопутствующих товаров и купил себе панаму. Почти такую же, как у Жихарева, только без блесны.

Чип в свою очередь домотался до мягкой игрушки — потешного такого бегемотика в гавайской рубашке. Купи, да купи. И зная противный норов своего питомца, я решил, что проще купить, чем объяснить, почему ему это не нужно. Во всяком случае, быстрее.

Иначе он её стащит, а мне придётся возвращаться и возмещать ущерб. А это время, так что…

«Спасибо, хайзяя!»

Пока я заправлял пистолет обратно в колонку, меховой говнюк запрыгнул в машину и пропал где-то за дверью пассажирского сиденья. И уже через несколько секунд из машины наружу вылетел бегемотик, вот только… голый.

Я-то уж, грешным делом, подумал, что у Чипа какой-то нездоровый фетиш развивается, а он просто захотел приодеться.

«Нрайца?» — спросил белкус, осматривая свою рубашонку.

«Очень, — ответил я. — Погнали дальше».

Выжимая максимум из машины, мы гнали весь день, весь вечер и всю ночь. Да, я мог вливать в себя силу и поддерживать организм без сна ещё долго, но что делать со скукой? Однообразные пейзажи, монотонные полосочки на асфальте и мерный свист ветра в ушах. Тяжкое испытание даже для Охотника.

Иногда спасал Чип — рассказывал о своём мире, о том, как у них в бельчачьем царстве всё устроено, да и в целом обо всём подряд.

И нужно сказать, что эта поездка довольно сильно сблизила меня с белкусом. Оказалось, что за кровожадностью и инфантилизмом скрывается настоящий романтик. Он мне даже свои стихи зачитывал:

«Ощень плоха, как рисавать веником, — с надрывом вещал Чип. — Неудобна, как мидитировать с насмарком. Так и мне биз тибя, моя белочка, быть нищясной любови пленником…»

«Глубоко».

«Эта пра учителку мою, — мечтательно вздыхал белкус. — Пра