времени сосредоточивались все правительственные власти, был основательно преобразован. Состав его сильно поредел от революций последнего времени, и Цезарь дополнил его своими приверженцами, центурионами, вольноотпущенниками, даже иноземцами. Многие из этих введенных Цезарем сенаторов были людьми очень способными, но главное – все были ему преданы. Число сенаторов было доведено до 900. Сенат, таким образом, превратился в государственный совет монарха для предварительного обсуждения законов, в рассадник для замещения высших должностей всякого рода; при этом сенат являлся блестящим представителем государства там, где нужно было поразить зрелищем внешнего величия, но, собственно говоря, он уже не был действительным представителем народа. Привлечение Цезарем знатных галлов и испанцев в эту почтенную корпорацию (она была так тесно связана со всей историей Рима, что все же члены ее занимали высокое положение в обществе) было не менее смело и разумно, чем допущение Александром Великим египетских, бактрийских и персидских вельмож в круг приближенной знати. Народные комиции уцелели; законодательство не могло без них обойтись. Распоряжение Цезаря или того лица, которое с его согласия занимало одну из высших должностей, имело силу закона до того времени, пока то лицо сохраняло занимаемую им должность. Действительные же законы могли являться только результатом предложения со стороны императора, одобренного собранием граждан. Но самой важной и самой полезной мерой было то, что все высшие чиновники отныне вполне зависели от Цезаря: как и при назначении воинских чинов, половина из ежегодно назначаемых 16 преторов и половина из таковых же 40 квесторов назначалась лично Цезарем или избиралась по старому порядку под его непосредственным влиянием. Этим путем было создано то, что до того не существовало в действительности – строгий надзор и ответственность, и тем оказано было величайшее благодеяние, особенно же провинциям, которые даже во время последней войны в Испании, Греции и Африке были открытым полем для беспощаднейшей эксплуатации и беззастенчивого злоупотребления. И эта сильная преобразовательная деятельность тотчас отразилась на всех отраслях государственной жизни: и в войске, которое Цезарь умел умно и милостиво слить вновь с общим гражданским строем общества, оставив за собой право назначения высших начальников – так называемых legati pro praetore – и создав правильное военное чиноначалие, совершенно независимое от каких бы то ни было политических течений; и в финансах, которые он избавил от невыносимой тягости бессмысленных по своей расточительности раздач зернового хлеба, строго определив небольшую цифру лиц, имеющих право на получение таких подачек (150 тысяч человек); и на правосудии, для которого он создал апелляционную инстанцию, и сам лично, на форуме и у себя дома, входил в разбирательство всевозможных тяжб; и точно так же во всех остальных областях общественной жизни – в лучшем устройстве полиции, жреческого сословия, в улучшении общественных построек, даже в упорядочении календаря, который был сильно перепутан и представлял собой много неудобств для практической жизни. И все эти преобразовательные работы Цезаря были задуманы так широко и проведены в жизнь так верно и разумно, что должны были пережить его самого.

Окончание борьбы. Битва при Мунде

И еще раз Цезарь был оторван от своей плодотворной и величавой творческой деятельности необходимостью прибегнуть к военной силе. Остатки побежденной им партии вновь собрались в Испании; во главе их явились сыновья Помпея – Гней Помпей и Секст Помпей. Силы их стали возрастать так быстро, что Цезарь счел необходимым свое личное присутствие на театре войны. Война эта, однако, закончилась не так быстро, как он того ожидал. Только несколько месяцев спустя, 17 марта 45 г. до н. э., войско противников решилось принять битву при Мунде, вблизи Гиспала, и эта последняя битва с помпейцами была действительно самой жестокой и, может быть, опаснейшей из всех.

Битва при Мунде. Гравюра Маттеуса Мериана, ок. 1625 г.

Еще раз Цезарю пришлось биться со своим непримиримым бывшим легатом Лабиеном. Однако победа все же осталась на стороне Цезаря: один из сыновей Помпея Гней погиб во время преследования его бегущей армии, другой спасся. Летом того же года Цезарь возвратился в Рим.

Планы Цезаря и его смерть, 44 г. до н. э

На всякие проявления лести и на восторги толпы, встретившие Цезаря в Риме, он отвечал новыми играми, новыми празднествами и щедрыми дарами черни. Некоторые из историков указывают, что в тех планах, которые зародились в голове Цезаря после победы при Мунде, высказывалось уже некоторое преувеличенно высокое мнение о себе самом, какое-то желание быстро и неудержимо стремиться вперед по намеченному пути – и такое стремление было бы, пожалуй, объяснимо после всего нескончаемого ряда волнений и возбуждений, который пришлось пережить этой могучей и необычайно восприимчивой натуре.

Действительно, планы обширных колонизаций, восстановление Коринфа и Карфагена, осушение Понтинских болот, прорытие Коринфского канала, прокладка дорог через Апеннинские горы, устройство огромной общественной библиотеки, собрание законов в один обширный кодекс, вроде того Corpus juris Romani, которое явилось 500 лет спустя, – вот что занимало этого неутомимого правителя, который в то же время обдумывал план большого похода против парфян.

Убийство Юлия Цезаря. Гравюра Людвига Готлиба Портмана по рисунку Жака Кайпера, 1801 г.

Занятый этими обширными замыслами, Цезарь, весьма естественно, упустил из виду столь необходимые для осуществления этих замыслов заботы о своей личной безопасности. Ни о чем дурном не помышляя, он спокойно помиловал своих противников и не думал ни о каких предосторожностях. А между тем понемногу копились элементы для заговора, грозившего его жизни: в нем приняли участие и честные республиканцы, для которых была невыносима мысль об установлении в Риме монархической формы правления, и обманутые в своих надеждах честолюбцы, и корыстолюбцы из числа сторонников Цезаря, и те, которые не могли примириться с новым порядком, с новыми формами общественной жизни. Из этих элементов образовался тайный кружок, во главе которого стали два недюжинных человека: зять Катона Марк Юний Брут, идеалист стоической школы, и Гай Кассий Лонгин, человек честолюбивый и обладавший воинским талантом. Оба были помпеянцами, помилованными Цезарем и даже удостоенными особого внимания. Насчитывалось всего около 60 участников этого заговора, и представляется чрезвычайно странным, что он, при таком количестве участвующих лиц, мог сохраниться в тайне и достигнуть выполнения своего замысла. Подробности этого события переданы с величайшей точностью и достоверностью. Можно проследить все тайные приготовления заговорщиков, назначивших для выполнения своего замысла 15 марта 44 г. до н. э., день, на который было назначено важное заседание в сенате. Известно, что Цезарь, не совсем здоровый и притом неприятно настроенный какими-то дурными