вопросы и заунывные ответы было выше ее сил. Отныне на родительские собрания ходил отец. Михаил, в отличие от Ольги, знал размер обуви сына, расписание уроков, а также название его любимого футбольного клуба. Иногда муж поднимался над рутиной и творил кулинарные шедевры. В благодарность Ольга иногда выгуливала мужа на дорогих курортах, деньги на которые давал Тихон.

На этот раз потребность в Венеции стояла как никогда остро. Михаил в последнее время не радовал жену. Его обычное спокойствие стремительно перерастало в равнодушие, прорываемое периодическими вспышками плохого настроения. Он жил словно в капсуле собственного мира, не впуская в него Ольгу.

На Венецию возлагались большие надежды. Этот город, отмеченный красотой увядания, служит укором всем, кто думает о счастье в будущем времени. Город, лишенный будущего, взывает ценить настоящее. И Ольге хотелось, чтобы под песни гондольеров муж стряхнул с себя броню отчуждения, взял бы ее за руку и легким сжатием пальцев передал сигнал, что она ему нужна, что у них все хорошо.

Они прибыли в Венецию поздним вечером. Рейс задержали, и даже ожидание в комфортном бизнес-зале не спасло от страшной усталости. Измотанные и разбитые они наконец-то вошли в свой гостиничный номер, ожидаемо элегантный и по-европейски аскетичный. Не хотелось ни гондольеров, ни каналов, ни всей этой мокрой красоты. Только в душ и спать.

Михаил первый занял ванную. Ольгу неприятно кольнула эта неделикатность с его стороны, но сил на возмущение не было. Черт с тобой, только побыстрее.

Она достала свой сотовый, чтобы позвонить сыну. Заметила, что телефон стоит на авиарежиме. Этот режим устанавливают при взлете, смысл чего она никогда не понимала, но послушно следовала этому правилу. Давно пора вернуть телефон в обычное рабочее состояние. Это не трудно, всего одно касание в настройках.

Ольга отладила свой телефон, сообразила, что звонить сыну уже поздно, отправила сообщение и заскучала. Ванную по-прежнему занимал Михаил. Распаковывать багаж сил не было. Вот выйдет, и сам распакует. Что бы такое полезное и посильное сделать? А может, и муж не выключил авиарежим? Стоит проверить. На это сил у нее, пожалуй, хватит.

Ольга достала телефон Михаила. Стала рыться в настройках. Непривычная модель вместо простого пути предлагала пройти лабиринт. Ольга никогда прежде не брала в руки телефон мужа и не умела с ним обращаться. Такая дистанция восходила не к деликатности или уважению чужой приватности, а к полной уверенности, что в телефоне мужа не может быть ничего для нее интересного. Примерно также думают фронтовики о жизни тружеников тыла.

Ольга тыкала куда попало, раздражаясь и входя в азарт. Авиарежим где-то спрятался. Вода продолжала литься, раздражение с каждой минутой нарастало. Нет, ну муж когда-нибудь вспомнит, что он тут не один, что она тоже устала и хочет в душ?

На очередном этапе хаотичного тыкания Ольга вдруг попала на страничку, где было много букв. Экран соблазнительно подсвечивал их ровным светом. Ольга попала в ветку переписки. Не особо приглядываясь, она чисто машинально прочитала последнее: «Долетел? Я волнуюсь».

Ольга усмехнулась. Кто же это такой нервный? Стало интересно. И Ольга отмотала переписку немного назад. Потом еще. И еще.

Сначала было интересно, потом больно. Очень больно.

Ольга читала переписку мужа с некой особой, которой, судя по фотографии, бог дал все – красивое лицо, тоненькую шею, но не дал большой и светлой любви. И этот недокомплект она пыталась восполнить за счет Ольги.

В переписке многие сообщения были удалены. Видимо, муж регулярно чистил этот поток, оставляя себе на память только самые нежные и духоподъемные сообщения. На Ольгин вкус они были слишком вычурные, сладкие, даже приторные. Как муж с его-то чувством прекрасного мог все это терпеть? Нет, не терпеть, а ценить и даже вестись на этот низкопробный поток любовного бреда?

Ольга читала, страдая и горя жаждой мести. Вот она добралась до сообщения незнакомки: «Я тебя больше чем люблю». В этом месте Ольгу прорвало. «Дура! Она еще и дура! Своровала фразу из письма Колчака своей возлюбленной. Она даже своих слов придумать не может». Но, судя по ответу, Михаил не читал переписку Колчака. Или читал, но не подал виду. Потому что ниже стоял его ответ: «Не преувеличивай. Мне хватит просто твоей любви».

Ольга, в отличие от мужа, не только знала происхождение этой фразы, но и все, что за ней последовало. Колчака расстреляют, а его возлюбленную затаскают по лагерям. Что-то подобное хотелось сделать с неверным мужем и наглой пассией.

Вода перестала шуметь. Готовясь к встрече с мужем, Ольга дала себе установку ни в коем случае не обнаружить свое открытие. Она всегда ценила совет Пахмутовой и Добронравова: «Нужно быть спокойной и упрямой, чтоб порой от жизни получать радости скупые телеграммы». У нее есть целая неделя в Венеции, чтобы реанимировать их отношения с Михаилом. Пусть почувствует, как многое их связывает. Она закажет в ресторане его любимую лазанью, которую терпеть не может. Прижмется к нему, спасаясь от сырых сквозняков этого странного города. Даст ему понять, что умирающее может быть прекрасно, что отношения на излете имеют свое очарование. Венеция идеально подходит для таких намеков.

Раздался щелчок, и на пороге ванной комнаты появился Михаил с мокрыми волосами и голым торсом. То ли его мокрые волосы напомнили ей, что он занял ванную вне очереди, то ли голый торс слишком откровенно намекал, что он еще ничего, и это ничего достается наглой особе с тоненькой шеей, но Ольга моментально забыла все свои установки, послала к лешему совет Пахмутовой и яростно ткнула телефон Михаилу прямо под нос.

– Что это?

– Телефон.

– Не делай из меня дуру. Я про твою амурную переписку. Кстати, у тебя спрашивают, как ты долетел, – язвительно сказала она и швырнула телефон в его голый торс.

Ольга ожидала, что муж, застигнутый врасплох, исполнит вариацию на извечную тему «это не то, что ты подумала». Но он молчал.

Михаил медленно наклонился и поднял аппарат. Начал что-то тыкать. Ольга думала, что он стирает все сообщения, чтобы потом сказать: «Тебе показалось. Ничего нет». И она сделает вид, что нет и не было.

– Что ты делаешь? – спросила она.

– Отвечаю. Ты же сама сказала, что спрашивают, как я долетел.

Тугая пружина ненависти подбросила Ольгу. Она, как кошка, вцепилась в телефон, пытаясь его отнять. Как будто в нем сидит эта тварь, которая ворует фразы у Колчака. Но Михаил загородился локтем и продолжал печатать. Не помня себя от гнева, Ольга укусила локоть. От неожиданности и боли муж оттолкнул ее.

Хорошо, что кровать занимала почти весь номер. Пролететь мимо было трудно. Ольга приземлилась на широкую мягкую поверхность и поняла, что проиграла. Видимо, она проиграла этот бой давно,