вас нам послал. И бойцы вас любят и слушают. И говорите вы всё правильно. И рядом с вами… тоже… ну, стараешься… – Он совсем смутился. – Стараешься лучше стать, вот. Вот гляжу на вас и понимаю – ни одна брошка, ни один камешек даже самый завалящий у вас к рукам не пристанет. Опись составите, и будет она самой полной и верной, вернее, небось, чем у самого банка… – Он покраснел, совсем замялся, умолк.

Ирина Ивановна улыбнулась.

– Ну, товарищ Михаил, вы преувеличиваете. Можно подумать, вы б эти брошки по карманам рассовывать стали!

– Может, и не стал, – не принял шутливый тон комиссар. – А может, и дёрнул бы нечистый. Как товарищ Благоев говорит – «буржуазные пережитки в сознании». Вдруг да и сунул бы. Правда… правда… – голос его упал до шёпота, – признаюсь… ну… разве, чтобы вам подарить…

Последние слова не услыхал никто, кроме самой товарища Шульц.

Ирина Ивановна вздохнула.

– Что? – выдавил комиссар. – Вот как на духу признаюсь… как увидел вас, Ирина Ивановна, Христом Богом клянусь, всё внутри как перевернулось… Об одном мечтаю, честное слово, – чтобы слова те ласковые вы б мне взаправду бы сказали… а не чтоб остановить…

– Товарищ Михаил… Миша… – так же тихо ответила Ирина Ивановна, и в голосе её была самая настоящая, самая искренняя печаль. – Ну сами посудите, как же я возьму что-то, зная, что оно – неправедное? Зачем мне такое? От чистого сердца, честно заработанное – оно ведь совсем другое. Не должно оно быть дорогим, честным должно быть. А побрякушки эти… кровью они политы, кровью да по́том – к чему они мне?

– Светлый вы человек, Ирина Ивановна, – вздохнул Жадов. – Воистину, вот таким, как вы, новый мир и строить.

– Все вместе будем строить, – решительно сказала Ирина Ивановна. – Без деления на чистых и нечистых, светлых или тёмных. Всем народом навалимся и сдюжим!

– Конечно, сдюжим! – кивнул Жадов. – Вот только… Вот как бы нам…

– Не станем пока говорить об этом, товарищ Михаил. – Пока не станем.

– Пока? – по-детски обрадовался комиссар.

– Да, – кивнула Ирина Ивановна. – Пока. А теперь идёмте, ячейки сами себя не вскроют и ценности сами себя не опишут.

Через день отряд комиссара Жадова оставался всё в той же позиции – охраняя опустевшее здание банка. Сам банк, как и остальные, уже национализировали, первым же декретом нового правительства, Центрального Исполнительного Комитета, бывшие конторские работники на местах не появлялись.

Объявлено было о трудовой повинности «бывших эксплуататорских классов», о введении карточек на продукты питания, «для обеспечения угнетённых рабочих масс хлебом по твёрдым ценам», но при этом, как ни странно, оставлены были в неприкосновенности частные заведения, коим лишь вменили в обязанность отпускать товар прежде всего «в пределах выделеннных по карточкам нормативов», а остальное – «по свободным ценам с уплатой соответствующих налогов».

Ирина Ивановна как раз объясняла бойцам своего – уже своего! – отряда суть «текущего момента», когда от дверей банка послышался какой-то шум, потом раздалось уставное «стой, кто идёт!» часового.

Вышколенные бойцы разом вскочили «в ружьё», комиссар схватился за «маузер», Ирина Ивановна – за свой «люгер».

Они подбежали ко входу. Тут была возведена настоящая баррикада, плотно уложенные мешки с песком, да не просто так, а с бойницами, и солдаты Жадова дружно щёлкнули затворами – на всякий случай.

– Идёт зампредседателя Петросовета Благоев! – донеслось с улицы приглушённое.

– Ничего не знаю, пароль! – гаркнул часовой.

Жадов с Ириной Ивановной поспешно выскочили наружу.

Там урчали три автомотора: помпезный «роллс-ройс» и два руссобалтовских грузовика, доверху набитые вооружёнными людьми, по большей части – балтийскими матросами в чёрных бушлатах, но среди них затесалась и дюжина крепких молодых парней в кожаных куртках.

И верно – на сиденье «роллс-ройса» рядом с водителем оказался сам товарищ Благоев, на заднем – ещё трое каких-то деятелей, Ирина Ивановна не сомневалась, что видела их в Таврическом дворце.

– Спокойнее, спокойнее, боец, – благодушно втолковывал зампред Петросовета наставившему на него штык часовому. – Хвалю за революционную бдительность, но откуда ж мне пароль-то знать, коль твой комиссар мне его сообщить не удосужился?

– Товарищ Благоев! – подоспел Жадов. – Простите моего бойца, он выполнял моё распоряжение… Отставить! Вольно! – это было уже часовому.

– Всё правильно, товарищ, всё верно, бдительность должна быть на высоте. – Благоев спустился с подножки. – Ну, показывайте своё хозяйство, комиссар!..

– Товарищ зампред Петросовета, докладываю – банк полностью проинвентаризован, звонкая монета пересчитана, наличность кредитными билетами складирована, индивидуальные ячейки вскрыты, ценности собраны, описаны и помещены в сейфовое хранилище под надёжной охраной!

– Прекрасно! – одобрил Благоев, входя в просторный вестибюль. – Какие у вас чистота и порядок! А то к другим зайдёшь – все перебито, переломано, даже фикусы в кадках разбили… фикусы-то чем провинились? Они трудовому народу полезны тоже!

– Это всё товарищ Шульц! – указал комиссар. – Она у нас никому спуску не даёт, так застыдит, что любой сразу исправлять бежит и впредь уже не допускает!

– О! – улыбнулся Благоев. – Ценное качество, товарищ Жадов. Рад познакомиться, товарищ Шульц! – и он протянул Ирине руку.

Товарищ Шульц ответила крепким пожатием.

– И я очень рада, товарищ заместитель председателя!

– Значит, это вы тут понизовую вольницу усмиряли?.. – улыбнулся Благоев.

– Никак нет, товарищ зампредседателя, это товарищ комиссар зря на себя наговаривает! Дисциплину он поддерживает, я только вела с бойцами разъяснительную работу!

– О чём же?

– О том, что социализм – это учёт и контроль, а не анархия!

В лице Благоева что-то неуловимо дрогнуло, чуть сдвинулись брови.

– Социализм – это учёт и контроль? Где это вы такое услышали, товарищ Шульц?

– Как где? – удивилась товарищ Шульц. – На митинге, с неделю назад, там выступал товарищ председатель Петросовета, товарищ Ульянов, он и сказал!

– Так и сказал? Ну, Старик всегда умён был, да, – кажется, Благоев слегка расслабился, но не до конца.

– Так и сказал. И совершенно верно сказал, – решительно закончила Ирина Ивановна. – Хотите ознакомиться с описью изъятого, товарищ Благоев?

– Подготовьте заверенную копию и перешлите…

– У нас всё уже готово. Все описи совершались в четырёх экземплярах и заверялись актами в присутствии четырёх свидетелей.

– Так, начинаю завидовать вам, товарищ Жадов! – усмехнулся зампред Петросовета. – Толковый начальник штаба – половина успеха! Товарищ Шульц, а как вы посмотрите на более ответственную работу?..

Взгляд у Жадова сделался как у больного пса.

– Я всегда готова трудиться на благо Революции, куда бы ни послала меня партия!

– Партия? Вы член нашей партии? – Благоев поднял бровь.

– Никак нет! – отрапортовала Ирина Ивановна. – Но я знаю, какая именно партия долгие годы добивалась и добилась этой победы!

– Товарищ Шульц, она сочувствующая, – подал голос и комиссар. – Но очень сильно