Шрифт:
Закладка:
В результате мы наблюдаем, как разрушается способность государства прийти к полному пониманию войн, которые оно начало. Этот процесс порожден тенденциями неравномерного распределения информационных инфраструктур внутри правительства и наиболее отчетливо проявляется в том, как государство собирает данные с полей сражений и использует их для быстрой рефлексии или пытается защитить себя, когда солдат обвиняют в военных преступлениях. В каждом из этих случаев использования собранных государством данных мы должны задаться вопросом, что и кем собирается и как это используется таким образом, чтобы обеспечить легитимность в рамках обороны и более широкого гражданского общества. В этом отношении актуально понятие "исторической дистанции", описанное Марком Салбер-Филлипсом, которое может проявляться "по градиенту расстояний, включая близость или непосредственность, а также удаленность или отстраненность" (Salber Phillips 2004, p. 89). Этот градиент исторической дистанции имеет решающее значение для формирования общественного и политического восприятия легитимности или нелегитимности исследовательской работы.
Таким образом, успех расследований в формировании текущей и будущей практики в области политики и стратегии зависит от того, как данные распространяются с поля боя. Данные появляются в разных частях бюрократии в разное время и разными способами, которые отражают оперативные приоритеты и причуды разрозненных подходов к служебным секретам. Огромное количество документов представляет собой золотую жилу для будущих военных историков. Однако само это количество материалов скрывает серьезные проблемы, с которыми сталкиваются военнослужащие, стремящиеся извлечь уроки из предыдущего опыта, - проблемы, которые обычно выражаются в непрозрачной фразе "извлечение уроков", часто встречающейся в военном дискурсе. Вывод американских войск из Афганистана 30 августа 2021 года вызвал лавину публикаций в СМИ, провозглашающих, что "уроки должны быть извлечены" после провала двадцатилетней войны. Однако не было ясно, как эти уроки могут быть усвоены, кем и с какой целью? Как отмечает Дэн Спокойный, "эти уроки - пустые пожелания без институтов национальной безопасности, способных реально учиться и развиваться". Таким образом, точный процесс, посредством которого происходит организационное обучение, - процесс, который является центральной чертой военного прогресса и важнейшим компонентом работы по расследованию, - на самом деле часто воспринимается как должное, даже если причины организационного забвения редко становятся явными.
Уроки пыток и бомбардировок
Один из способов разрешить ограниченную во времени и порой неясную работу современной организационной памяти и способствовать усвоению военных уроков в институционально одобренной форме - это подготовка послеоперационных отчетов (ПОР), историй кампаний и официальных историй (ОИ). Здесь мы видим, как траектории данных взаимодействуют с внутренней работой военной бюрократии. POR, работающие в соответствии с определенными временными циклами, позволяют военным формированиям быстро вносить изменения в ходе кампании. Истории кампаний могут использоваться для извлечения уроков из конкретной операции, а более долгосрочные OH могут использоваться государственным департаментом для выработки официальной и согласованной с департаментом позиции относительно своей роли в определенном наборе событий. В то время как ПОР требуют не более чем признания того, что новые тактика, техника и процедуры могут привести к успеху, УЗ могут потребовать значительного времени, поскольку они представляют собой официальное признание необходимости извлечения уроков в масштабах всей организации и осуществления институциональных изменений. Таким образом, OH требуют более тщательного изучения, объективности и сбалансированности по сравнению с теми способами организационного обучения, которые работают с более быстрым временем цикла и обычно ассоциируются с академической литературой по военной адаптации, инновациям и эффективности (см., например, Farrell 2017; Kollars 2014; Catignani 2012; Russell 2010).
За последние двадцать лет можно привести бесчисленное множество примеров такого рода обучающих мероприятий. Например, специальный генеральный инспектор США по восстановлению Афганистана (SIGAR) организовал программу "Извлеченные уроки" стоимостью 11 миллионов долларов для диагностики провалов политики в Афганистане. В результате был подготовлен ряд общедоступных отчетов, эти уроки были частично получены в результате интервью с более чем 600 людьми. Однако, когда журналисты The Washington Post решили написать статью о SIGAR, они обнаружили, что Государственный департамент, Министерство обороны и Агентство по борьбе с наркотиками засекретили документы и ограничили их публикацию для прессы. То, что многие стенограммы этих интервью были впоследствии засекречены, отчасти можно объяснить тем, что интервью проводились "без протокола, без указания авторства", поэтому интервьюируемые были "особенно откровенны и охотно рассказывали о своих собственных неудачах и неудачах других". Тем не менее, засекречивание документов также указывает на то, как военные стремятся изменить публичный отчет и, намеренно или нет, подорвать легитимность своих собственных программ извлечения уроков.
Бригадный генерал Бен Барри был ответственен за написание истории кампании британской армии в Ираке, в которой он отметил, что лишь немногие представители британских вооруженных сил имели "подлинное представление о полном размахе и течении сухопутной кампании в этот период". К тому времени, когда МО опубликовало отчет по запросу о свободе информации в 2016 году, армия могла констатировать, что уроки "были усвоены полностью или частично".
Идея о том, что уроки были полностью или частично усвоены, тем не менее, является выводом, скрывающим целый ряд вопросов, которые мы могли бы задать в противном случае о подходе военных к объяснению результатов своей деятельности. Рассмотрим выводы, которые были сделаны по итогам семилетнего расследования войны в Ираке под руководством сэра Джона Чилкота (Hoskins and Ford 2017), и то, что это говорит нам о подходе МО к сбору и хранению данных по сравнению с быстрым манипулированием ежедневной новостной повесткой с помощью социальных сетей. Само расследование длилось с ноября 2009 года по февраль 2011 года, но до публикации отчета прошло еще пять лет - пауза была использована для того, чтобы дать возможность всем, кто приводил доказательства, прокомментировать