подход к контролю за передвижением журналистов, позволяя им посещать поля сражений без военного сопровождения. Это позволило получить более полное представление о ходе противоповстанческих действий во Вьетнаме, но также означало, что американские командиры не могли контролировать то, как американские граждане могут видеть войну. В результате во Вьетнаме сформировалась культура подозрительности между военными, которые считали, что журналисты не понимают войны и подрывают их усилия, и журналистами, подозрительно относящимися к военным, которые не были уверены, что американские командиры что-то скрывают (Rid and Hecker 2009).

Однако ко времени войны в Персидском заливе 1991 года репортеры оказались в условиях жесткого управления СМИ "сверху вниз" (Merrin 2018). Чтобы контролировать журналистов, была создана "система пула", "в рамках которой избранные журналисты, преимущественно англо-американские, получали аккредитацию от военных и допускались к работе рядом с войсками" (Rid and Hecker 2009). Несмотря на технические возможности практически мгновенной трансляции с поля боя в редакции новостей двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, военные и новостные СМИ не испытывали особых трений во время совместной работы. Отчасти это объясняется тем, что война закончилась так быстро, а отчасти тем, что уничтожение вооруженных сил Саддама Хусейна происходило в основном за горизонтом в результате применения боеприпасов, доставленных с воздуха.

С точки зрения боевой культуры американские вооруженные силы плохо относились к журналистам, рассматривая СМИ с подозрением и как нечто, чем нужно управлять, даже когда основные усилия были направлены на оказание кинетического воздействия на поле боя. Поэтому во время войны в Ираке в 2003 году, столкнувшись с нерегулярными противниками, готовыми использовать технологии Web 2.0 и смартфонов для пропагандистских целей, американские командиры поначалу с трудом приспосабливались к новой медиасреде так же, как традиционные MSM боролись с гражданскими журналистами. Связанные иерархическими подходами к управлению СМИ, требующие разрешения от более высоких уровней в командной цепочке, военные потратили время, чтобы приспособиться к новым медиаусловиям, с которыми они столкнулись в Ираке и Афганистане (Rid 2007).

Традиционная военная иерархия, безграмотность СМИ и определенная настороженность в отношении последствий для кибербезопасности, связанных с использованием веб-платформ, не позволили американцам одержать победу в войне за общественное мнение в онлайн-пространстве. В отличие от этого, джихадистские медиа-операции очень тщательно управлялись, чтобы тесно увязать онлайн и офлайн-пропаганду с военными действиями. Целью было объединить друзей, обмануть врагов и подготовить информационную среду, чтобы они могли быстрее донести свои сообщения до американских противников (Whiteside 2020). Это давало преимущество перед американскими СМИ, помогая формировать тактическую и оперативную обстановку путем обмана или введения в заблуждение. Более того, это могло сыграть на руку тем повстанцам, которые понимали важность донесения своих политических идей.

Скорость и успех повстанцев, в свою очередь, потребовали от американских командиров большего: им пришлось составлять сценарий потенциальной войны со СМИ таким образом, чтобы к моменту запланированного боевого столкновения сообщения в СМИ уже были одобрены вышестоящими штабами и подготовлены к публикации в Интернете и в СМИ. В результате произошла эволюция военной практики, в которой операции по оказанию влияния и работе со СМИ были поставлены в один ряд с использованием кинетического воздействия для достижения успешных военных и политических результатов. К концу 2000-х годов военная доктрина США и коалиций развилась до такой степени, что операция могла быть направлена на лишение противника доступа к местности или группе населения и в то же время на разработку медиа-сообщения, которое бы консолидировало поддержку среди убежденных и одновременно пыталось привлечь поддержку неприсоединившихся.

Эффективность американской доктрины информационной войны, тем не менее, была предметом серьезных споров. Действительно, учитывая сложность информационной среды, в которой действовали и которую пытались формировать американские войска - подчиненные военные командования, глобальные СМИ, местные информационные агентства, зарубежная и отечественная пресса, гражданские журналисты, НПО, местные блогеры и влоггеры, - неудивительно, что процесс определения целевых аудиторий и контроля над тем, каким образом будет распространяться информация, был сложным и не всегда успешным. В сочетании со множеством разрозненных организаций, участвующих в определении и формировании информационной среды - от офицеров по связям с общественностью и публичной дипломатии Министерства обороны до офицеров Госдепартамента, ЦРУ и по психологической войне/информационным операциям на театре военных действий, - сложность американской армии означала, что быстрые ответы на вражескую пропаганду иногда были затруднительны.

Даже когда западные силы разрабатывали методы противодействия информационной войне, британские и американские войска пытались усовершенствовать военную практику, чтобы действовать быстрее, чем их противники. Это привело к тому, что командиры разработали военный инструмент для победы над противником еще до того, как им удалось начать свою информационную войну. Решающим фактором стало принятие методов, которые отражали действия самих повстанцев. Генерал Стэнли Маккристал, возглавлявший Объединенное командование специальных операций в 2003-8 годах, знаменито заявил, что "для победы над сетью нужна сеть", и применил подход, предполагавший объединение анализа различных источников данных в ячейку Fusion Cell, которая могла использоваться для руководства военными действиями. При этом особое внимание уделялось выявлению сети повстанцев, а затем нацеливанию на ключевых людей или узлы в этой сети. В военной доктрине, которая появилась в результате этого, подчеркивалась польза молниеносной скорости и последовательных, почти мгновенных множественных ударов с целью вывести противника из равновесия, чтобы он не смог начать свои собственные террористические атаки. Кульминацией этой доктрины, известной как Find, Fix, Finish, Exploit, Analyse (F3EA), стало объединение информации из множества источников и агентств разведки, включая, например, использование мобильных телефонов, разведку изображений и местных информаторов (Ford 2012). Затем эта информация предоставлялась спецназу для захвата или уничтожения целей и сбора информации, которая могла быть использована для дальнейшего выявления и разрушения социальной сети повстанцев. Действуя на большой скорости, спецназ мог выходить несколько раз за ночь для нанесения последовательных и множественных ударов по целям, используя разведданные, полученные в одном месте, для определения следующей цели.

Атакуя сеть повстанцев, цель контртеррористических рейдов заключалась в том, чтобы разгромить повстанческие ячейки до того, как они будут готовы нанести удар, и таким образом создать период времени, в течение которого лидеры общин могли бы вести переговоры и достичь какого-то политического урегулирования, не опасаясь террористических атак. Если часть сети удавалось уничтожить, то это оставляло другие террористические ячейки в организации в неопределенности относительно того, могут ли они быть атакованы следующими. Это, в свою очередь, создавало ряд дополнительных проблем. В первом случае повстанцы уходили в подполье, разбивая свою ячеистую структуру на большее количество отделений, чтобы было сложнее последовательно атаковать каждую ячейку и свернуть сеть. Во втором случае террористы могут быть склонны к еще более драматическим проявлениям насилия с целью