и споры, друзья, - сказал он, - когда на самом деле все гораздо проще? Неужели вы думаете, что Сайидуна мог дать нам заповедь, которую мы не смогли бы выполнить? Я так не думаю. Так послушайте. Разве Сайидуна не обещал нам награду за нашу стойкость, за наше самопожертвование? Он обещал, и это небесное наслаждение в садах потустороннего мира. Позвольте спросить вас: может ли праведник предвкушать свою будущую награду? Вы все скажете: конечно! Так и мы имеем полное право предвкушать радости, которые Сайидуна обещал нам после смерти. Мысленно мы можем предвкушать прекрасные сады и бурлящие источники, представлять себе отборную еду и напитки, которыми нас будут угощать, и, наконец, в своем воображении мы можем наслаждаться объятиями темноглазых дев, которым поручат прислуживать нам там. Где же здесь нечистота? Если же злой дух нападет на нас со своими искушениями, мы можем изящно уклониться от него мыслями об изысканных райских садах, где мы сможем властвовать над всем по своему усмотрению, не испытывая угрызений совести, которые испортят нам удовольствие. Таким образом, мы сможем угодить и Аллаху, который приготовил для нас эти сады, и Саидуне, который вознаградит нас, открыв ворота, ведущие в них, и самим себе, потому что мы сможем дать волю своему воображению и не согрешить".

Послушницы громко и с большим воодушевлением одобрили его.

"Ты невероятна, Обейда!" воскликнул Юсуф. "Как же я сам до этого не додумался?"

"Обейда делает гениальный вывод", - предположил ибн Тахир. "Формально в этом нет ничего плохого. Но, на мой взгляд, нечистые желания все равно непристойны, даже если мы поместим их в рамки райских садов".

"По-моему, ты расстроен, что не додумался до этого сам", - огрызнулся Обейда.

"Нет, ибн Тахир прав, - сказал Джафар. "Грех остается грехом, где бы вы его ни совершили. Нельзя обойти такое ясное предписание, какое дал нам Сайидуна, какими-то уловками".

"Ты пытаешься испортить нам все своей задумчивостью", - сердито сказал Юсуф. "Насколько я понимаю, Обейда права, и никто не может помешать нам с нетерпением ждать награды, которая будет принадлежать нам по праву".

"Как сочтете нужным, - заметил Джафар и пожал плечами.

По вечерам, когда перед зданием верховного главнокомандующего мерцали факелы, когда вдали слышалось журчание Шаха Руда, а вечерний рог призывал к молитве и сну, на послушников наваливалась тягостная меланхолия. Тяжелые учебные будни с их сложными задачами и дисциплиной остались позади, и их мысли могли свободно бродить. Одни искали уединения, чтобы предаться тоске по дому, другие рассуждали о том, каково там, за гранью, где жизнь совершенно иная.

"Я бы хотел быть птицей", - сказал Сулейман однажды вечером. "Я бы полетел посмотреть, что делают две мои сестры. Наша мать умерла, а у отца есть еще две жены, у которых тоже есть дети. Мои сестры будут для них обузой, и я подозреваю, что они будут плохо с ними обращаться. Они захотят от них избавиться. Боюсь, они убедят моего отца продать их первому встречному. О, я не могу передать, как это меня гнетет".

Он сжал кулаки и зарылся в них головой.

"Моя мать очень стара, - сказал Юсуф, проведя тяжелой лапой по глазам. "Ей тяжело ухаживать за скотом и пастбищами, и я боюсь, что соседи обманывают ее, потому что она совсем одна. Зачем я вообще ее оставил?"

"Верно, но почему?" - спросил ибн Тахир.

"Это было ее желание. Она сказала мне: "Ты сильный пехлеван, сын мой. Сам Пророк гордился бы тобой. И если бы твой отец, который дорожил мучеником Али больше всего на свете, - если бы твой отец был жив, он непременно отправил бы тебя изучать истинную веру у одного из даи, которые служат истинному халифу..." В то время великий даи Хусейн Алькейни путешествовал по нашим краям, набирая людей для нашего господина. Я отправился к нему, и он направил меня сюда, в Аламут".

"А ты, Наим, что привело тебя в крепость?" - продолжал ибн Тахир.

"Моя деревня находится недалеко отсюда, - ответил Наим. "Я слышал, что могущественный дай в Аламуте собирает армию, чтобы повести ее против неверного султана. Дома мы все были правоверными, поэтому мой отец не возражал против того, чтобы я ушел служить Сайидуне".

"А ты, Сулейман?"

"Что тут говорить? Люди говорили, что будет война, что великий дай, с которым произошло много чудес, захватил Аламут от имени халифа Египта и собирается оттуда напасть на султана. "Здесь все произойдет, Сулейман", - сказал я себе. Даи Абдул Малик проезжал через нашу область, и я присоединился к нему".

"Наш клан всегда был верен Али", - говорит Обейда. "Нас было девять братьев, и кто-то должен был покинуть дом. Я попросил отца, и он дал мне свое благословение".

"А ты, Джафар?"

"Я скрупулезно изучал Коран, Сунну и историю ислама и понял, что Али был несправедливо лишен наследия Пророка, а багдадский халиф несправедливо занимает регентский трон. Наш район посетил исмаилитский даи - им оказался наш начальник Абу Сорака, и я провел с ним несколько познавательных бесед. Я согласился с его учением и попросил у отца разрешения поехать с миссионером. Когда он узнал, что мой учитель направляется в Аламут, чтобы присоединиться к Сайидуне, он с радостью согласился. Люди уже говорили о нашем верховном главнокомандующем, что он очень святой человек".

Эти разговоры помогли им преодолеть тоску по дому, чувство одиночества и изолированности от мира. Когда на следующее утро звук рога пробудил их ото сна, уязвимые места вечера были уже забыты. Холодная вода, в которой они умылись , была предвкушением нового сурового дня. Они снова стояли обеими ногами в Аламуте. Единственное, что их волновало, - смогут ли они хорошо ответить на вопросы учителей и не слишком ли велики будут ожидания начальства. Не теряя бодрости духа, они посвятили себя работе на благо исмаилитов.

Однажды утром, когда послушники и Манучехр вернулись в Аламут с маневров, к ним обратился Абу Сорака.

"Сегодня у вас свободный день. Прибыли даисы из окрестных крепостей, чтобы получить дальнейшие указания от верховного главнокомандующего. Также мы будем докладывать им о ваших успехах и неудачах. Ведите себя тихо и используйте это время для учебы".

Послушники были вне себя от радости. Они побежали в свои спальные корпуса за планшетами и записями. Некоторые из них вынесли их на вал, а другие, более любопытные, сидели во дворе в тени зданий и внимательно следили за зданием верховного главнокомандующего.

Охрана у входа была усилена. Черные