— Почему?

Он пожимает плечами. — Тебе не место в моем испорченном мире.

— Тебе тоже.

Его глаза поворачиваются к моим. — Остальной мир не согласился бы с тобой.

— Мне все равно. И я не собираюсь держаться от тебя подальше. Это не остановило меня, когда я думала, что ты виновен, и ты изменился. Это точно, черт возьми, не остановит меня теперь, когда я знаю правду.

Я кладу голову ему на плечо, чувствуя невероятную благодарность за то, что я вообще осталась рядом с ним, несмотря на мои первоначальные мысли.

Мой взгляд останавливается на одной из камер, и мои животрепещущие вопросы, касающиеся их, выходят на первый план.

— Почему у тебя везде камеры?

Джейкоб делает глубокий вдох, прежде чем медленно его выпустить. — Самая большая проблема, с которой я столкнулся, заключалась в том, что я не мог доказать, что не сделал ничего плохого. Если бы были доказательства, моя жизнь сейчас была бы совсем другой.

— Значит, камеры предназначены для того, чтобы у тебя всегда были доказательства?

— Да. Мне не очень рады в этом городе, поэтому я хотел бы быть готовым на случай, если кто-то попытается меня в чем-то обвинить. Мне становится легче от того, что они здесь, хотя я почти всегда нахожусь рядом с людьми, только когда нахожусь в городе, и камеры в магазинах повсюду. Я храню все видео на своем ноутбуке.

Мне приходит в голову мысль, и чувство вины наполняет меня изнутри, возвращая меня к тому моменту, когда я впервые наткнулась на его дом.

— Ты, эм, видел меня в каком-нибудь из своих видео?

— Да.

— Мне жаль.

Он пожимает плечами, как будто это наименее плохое, что могло с ним случиться, но я все равно чувствую себя плохо.

Я видела, как он иногда смотрел в камеры, когда я была здесь. Интересно, это по привычке, или он просто проверял, включены ли они?

— На твоей лодке их нет, — говорю я. Это одна из вещей, которые, помнится, я заметила, когда была там. По крайней мере, ему не пришлось смотреть, как я роюсь в его вещах.

— Э-э, вообще-то, сейчас есть.

— О. — Я снова сажусь прямее, теребя пальцами пластырь, который он приклеил ранее. — Мне, действительно, жаль, что я вот так попала на твою лодку. И за все плохое, что я думала о тебе. И за все то, что люди в городе делают с тобой. Это так неправильно.

— Реми, за эти годы я повидал несколько настоящих серийных насильников. Поверь мне, когда я говорю, что люди вокруг ведут себя именно так, как я ожидал от них по отношению к любому из них.

— Но ты не один из них.

— Они этого не знают.

— Они должны. — Я снова поворачиваюсь к нему лицом. — Я хотела бы, чтобы был какой-то способ убедить их.

— Я отказался от чего-либо подобного.

Я опускаю взгляд. Я думаю, у него было намного больше времени, чем у меня, чтобы смириться со своей жизнью и принять несправедливость.

Что ж, по крайней мере, теперь у него есть один человек на его стороне, один человек, который не видит в нем злого хищника. Мне приятно сознавать, что я могу что-то изменить в его жизни.

— Ты так упорно боролся, чтобы удержать меня подальше. Ты злишься, что я здесь и теперь знаю правду?

Он на мгновение задерживает на мне взгляд, а затем уголок его рта слегка приподнимается. — Нет. Я не сержусь.

— Хорошо. — Я снова кладу голову ему на плечо, отмечая, что он не напрягся, как в прошлый раз. — Как ты вообще выжил в тюрьме?

— Ты и твои гребаные вопросы, — говорит он на выдохе, но в его тоне нет раздражения. — Я почти не выжил. Первые несколько месяцев были самыми худшими. Я был напуган, одинок, подавлен. И я не знал правил.

— Правил?

Я чувствую, как он кивает головой. — Среди заключенных есть правила, и я еще не знал их, когда оказался там. Насильников там тоже не очень любят, поэтому, когда я по незнанию пересекся не с тем человеком, давай просто скажем, что мне повезло остаться в живых.

— Серьезно?

— Да. К счастью для меня, мой сокамерник вмешался и спас меня. Он никогда не верил, что я виновен. Я не знаю, почему он так считал. Я никогда не говорил ему этого вслух. Но, тем не менее, несмотря на то, что он ненавидел меня, он ненавидел всех, он защищал меня, пока я не набрался достаточно сил, чтобы позаботиться о себе.

— Это… я просто, даже представить не могу.

Некоторое время мы сидим в тишине, пока я перевариваю всю эту новую информацию.

Наконец, мои мысли возвращаются к причине, по которой мы оказались здесь в первую очередь. Я поцеловала его.

Я поднимаю голову с его плеча и поворачиваю свое лицо к нему. Он так невероятно красив, и я должна признать, что мое влечение к нему возросло в десять раз с тех пор, как я узнала, через что он прошел. Его глаза цвета океана встречаются с моими, и теперь во мне нет внутренней войны по поводу того, что я должна делать дальше.

Я поднимаю руку и провожу ею по его шее, до самого затылка, а затем притягиваю ее ближе, чтобы наши губы могли встретиться. На этот раз он не такой оцепеневший.

Он не хватает меня и не засовывает свой язык мне в рот, я подозреваю, что пройдет некоторое время, прежде чем он сделает что-нибудь подобное. Но он, действительно, шевелит губами, быстро обучаясь тому, как мне это нравится.

Мысли об окружающем нас мире улетучиваются, когда я теряюсь в его поцелуях. Его давление усиливается, его губы скользят по моим, и я нежно посасываю его нижнюю губу. Низкий стон вырывается из его груди, и слишком быстро он отстраняется.

— Это, эм, было, эм… Тебе, наверное, стоит потратить некоторое время, чтобы все это осмыслить, — бормочет он хриплым тоном, разглаживая рукой переднюю часть своей футболки.

Я киваю, пытаясь замедлить дыхание и утолить желание между ног. Мне не нужно время, чтобы что-то осознать, чтобы понять, что это то, чего я хочу, но у меня такое чувство, что это нужно ему. Ему нужно время, и я готова пойти ему навстречу. Сегодняшний вечер изменил правила игры для нас обоих.

Я снова кладу голову ему на плечо и