раз никаких натужных разговоров не было. Дело, которое нам предстояло, сплачивало нас воедино. Я чувствовал себя гораздо спокойнее и увереннее. Утренняя работа привела меня в чувство. После ланча Мак предложил сыграть в пинг-понг. Еще накануне такое предложение меня бы ужаснуло, но сегодня показалось в порядке вещей. Выглянув в окно в промежутке между партиями, я увидел Ники, гулявшую по двору под присмотром миссис Янус. Странная маленькая девочка бродила туда-сюда, как потерянная, — подбирала с земли палочки и камешки и складывала их в старую кукольную коляску. Ники находилась здесь с десяти утра.

В половине пятого в комнату с теннисным столом вошел Робби. По его лицу мы сразу догадались, что дело плохо. Мак предложил сделать еще одно переливание, но Робби только покачал головой и ответил, что это была бы напрасная трата времени.

— Он в сознании? — спросил Мак.

— Да, — ответил Робби. — Я привезу его, как только вы будете готовы начать.

Мы с Маком вернулись в аппаратную. Вторая фаза операции «Стикс» подразумевала перенесение сюда операционного стола. Требовалось поместить его между тремя «Харонами» и подсоединить аппарат подачи кислорода. Микрофоны были уже включены. Мы не раз отрабатывали все нужные действия ради тренировки, но сейчас побили собственный рекорд на целых две минуты.

— Отличный результат, — заметил Мак.

Я внезапно осознал, как долго он ждал этого мгновения: месяцы, а может быть, и годы. Мак нажал на кнопку, включив сигнал готовности, и меньше чем через четыре минуты Робби и Янус привезли каталку с Кеном. Они переложили больного на стол. Кена было не узнать. Его глаза, всегда такие лучистые, совсем запали и были почти неразличимы на осунувшемся, растерянном лице. Мак быстро подключил электроды: два к вискам, остальные — к груди и шее. Теперь Кен был соединен с «Хароном Третьим».

Мак склонился над юношей и сказал:

— Все будет хорошо. Мы привезли тебя сюда, чтобы провести кое-какие исследования. Расслабься, и все будет в порядке.

Кен поглядел на Мака и улыбнулся. Все понимали: мы видим его в сознании в последний раз. Это было прощание. Мак взглянул на меня, и я запустил «Харона Первого». Голос прозвучал ясно, совсем по-человечески:

— Говорит Харон… Говорит Харон…

Кен закрыл глаза. Он был уже под воздействием гипноза. Робби стоял рядом и держал его за руку — считал пульс. Я запустил программу, которая отличалась от всех остальных и проходила под меткой «Икс».

— Как ты себя чувствуешь, Кен?

Микрофон был придвинут к самым губам больного, но ответ прозвучал еле слышно:

— Сам знаешь как.

— Где ты находишься, Кен?

— В аппаратной. Робби выключил здесь отопление. Я знаю зачем. Чтобы заморозить меня, как мясо в морозильнике. Попросите Робби включить отопление. — Последовала долгая пауза, затем Кен продолжил: — Я стою у входа в туннель. Похоже на туннель. Или на телескоп, если смотришь с обратного конца. Все такие маленькие… Пусть Робби включит отопление.

Мак, стоявший рядом со мной у пульта, переключил рубильник, и программа перешла в немой режим. До определенного момента она работала без звука, а затем снова включился голос, чтобы еще раз пробиться к сознанию Кена.

— Кен, тебе пять лет. Скажи, как ты себя чувствуешь?

Ответа долго не было. Наконец он прозвучал — и мне стало страшно, хотя, по идее, я давно был к этому готов.

— Мне плохо, — жалобным детским голосом прошептал Кен. — Я не хочу играть.

Мак нажал на кнопку, и дверь в конце комнаты отворилась. Янус втолкнул внутрь свою дочь и тут же закрыл за ней дверь. Мак сразу же взял ее под контроль с помощью сигнала вызова, и она не успела увидеть Кена на столе. Ники села и закрыла глаза.

— Ники, скажи Кену, что ты здесь.

Девочка схватилась за ручки кресла.

— Кен болеет, — сказала она. — Он плачет. Он не хочет играть.

Но безжалостный голос «Харона» настаивал:

— Ники, пусть Кен что-нибудь скажет.

— Он не хочет со мной говорить, — ответила девочка. — Он хочет помолиться.

Почти неслышный голос Кена прошел через микрофон и достиг репродуктора. Кен бормотал что-то почти неразличимое:

Добрый Боже, Господи,

Ты к ребенку снизойди,

В простоте благослови

И к престолу призови.

После этого последовало продолжительное молчание. Ни Кен, ни Ники ничего не говорили. Я не снимал рук с пульта управления, готовый запустить программу, как только Мак подаст сигнал. Ники принялась постукивать ногой по полу. Вдруг она сказала:

— Я не пойду за Кеном в туннель. Там темно.

Робби, следивший за состоянием больного, поднял голову.

— Кен впал в кому, — объявил он.

Мак кивнул, и я снова запустил «Харона Первого».

— Ники, иди за Кеном, — произнес механический голос.

Девочка не хотела подчиняться и почти плача пожаловалась:

— Там совсем темно.

Ники сгорбилась в кресле и заерзала, дергая руками и ногами, словно куда-то ползла.

— Не хочу туда, — говорила она. — Там далеко идти, и Кен не будет меня ждать.

Она задрожала всем телом. Я посмотрел на Мака. Тот, в свою очередь, вопросительно взглянул на Робби.

— Он уже не выйдет из этого состояния, — сказал Робби. — Оно может продлиться много часов.

Мак приказал запустить кислородный аппарат, и Робби приложил к лицу Кена дыхательную маску. Мак перешел к «Харону Третьему» и включил монитор. Он поправил несколько настроек и кивнул мне:

— Дальше я сам.

Девочка плакала, но «Харон Первый» отдавал команду за командой, не давая ей передышки.

— Ники, оставайся с Кеном, — приказал механический голос. — Рассказывай нам, что ты видишь.

Я верил Маку и надеялся, что он отдает себе отчет в своих действиях. Но вдруг девочка тоже впадет в кому? Сможет ли он вернуть ее обратно? Сгорбившаяся в кресле Ники была тиха и неподвижна, как Кен, словно из нее тоже почти ушла жизнь. Робби велел мне закутать ее в одеяло и пощупать пульс. Пульс был слабый, но ровный. Больше часа ничего не происходило. Мы следили за вспыхивающими на экране беспорядочными сигналами: электроды передавали слабеющие мозговые импульсы Кена. Девочка молчала.

Прошло много, очень много времени, и вдруг Ники задвигалась — странными, круговыми движениями. Она скрестила руки на груди, поджала колени. Голова ее низко склонилась вперед, и я даже подумал, что она произносит какую-то детскую молитву, как Кен. Но потом меня осенило: Ники воспроизвела позу зародыша в утробе. Лицо ее изменилось, с него как будто стерли привычные черты. Девочка вся как-то сморщилась, постарела.

— Он уходит, — сказал Робби.

Мак жестом подозвал меня и велел взять на себя управление. Робби склонился над Кеном,