Шрифт:
Закладка:
— Хм. А учиться? — поинтересовался я. — Кстати, ты туда работать или учиться уехал?
— А дед не рассказывал? — переспросил Шмитт-младший.
— Да и я как-то не интересовался, — пожал в ответ плечами.
— Учиться, — ответил он, пару секунд помолчав. — Теперь придется заново устраиваться уже здесь, — вздохнул парень под конец.
— То есть, — приподнял я бровь, — ты здесь не в отпуске-каникулах-выходных?
— Нет, — поджал он слегка губы. — Просто я оказался глупей, чем сам о себе думал, и влип в неприятную историю.
— Самокритичненько, — протянул я.
— Врать себе — последнее дело, а врать другим о том, что и так является достоянием общественности, попросту глупо, — произнес он. — Пусть эта общественность и берлинская. Но что там произошло, не расскажу. Стыдно мне.
Довольно откровенно для японца. Если он такой по жизни, то и неудивительно, что парниша встрял там во что-то. Стоп, нет, нельзя судить людей по первому впечатлению.
Шмитт-старший вернулся только через двадцать минут. Девятнадцать с секундами. Все это время мы с Дэном говорили ни о чем. Просто легкая болтовня. Даже погоду в Берлине и Токио зацепили.
— Фух, — поставил поднос с тремя чашками чая старик. — Кагами-сан — страшный человек. Две заварки испортил, прежде чем понял, что к чему. Зато теперь могу дать четкий ответ, — присел он в кресло. — Угощайтесь, что сидите?
Поднявшись и взяв чашку с блюдцем, вернулся обратно в кресло.
— Забавно, — донеслось от Дэна.
Ну, во-первых, чай был желтым, а во-вторых, те темные гранулы, которые я видел в шкатулке, превратились в небольшие пучки белых цветков. Основная масса лежала на дне чашки, но и на поверхности плавало штук десять. Ну да, точно, десять.
— «Эльфийский цветок», он же «Арисанов снег», — просветил нас старший Шмитт. — Чай относительно новый, эксклюзив клана Акэти. Они выпускают всего пять килограммов в год, и до простолюдинов вроде нас ничего не доходит. Я о нем только читал, даже вживую ни разу не видел. Когда осознал, что ко мне в руки попало, чуть инфаркт не схватил… две заварки погибли, — закончил он, горестно покачав головой.
Кагами… и что у нее в башке творится?
— Ты это, Сакурай-кун, заканчивай с такими подарками, — встревоженно смотрел на старика Дэн. — Ты как сам-то, дед? Может…
— Нормально все, — отмахнулся Шмитт. — Успел отойти.
— Как скажешь, — поджал губы парень.
Не понял. Так он не привирал для красного словца? Реально чуть инфаркт не случился?!
— Спокойно, Синдзи, — усмехнулся старик, — все не так страшно. Это Дэн просто слишком заботливый.
Видимо, у меня на лице все написано было. Хотя — без всяких «видимо». Я прям чувствовал, как у меня брови где-то в районе челки сходятся.
— И я его поддерживаю, герр Шмитт, — покачал я головой в ответ.
На что он усмехнулся и сделал еще один глоток.
— А чай на любителя, — заметил старик в никуда. — Но мне нравится.
— Чай как чай, — произнес Дэн.
Неужто собрат? Я тоже ничего особенного про данный напиток сказать не могу.
— Кстати, — вспомнил я, — зачем вам еще одна работница? Будете расширяться?
— Это не мне, — ответил старший из Шмиттов, — это вон оболтусу, — кивнул он на Дэна.
— Не понял, — сознался я через секунду.
— Собираюсь открыть еще один магазин и отдать его Дэну, Аки-тян будет ему там помогать. Ну а пока что пусть здесь опыта набирается.
— Круто, — покивал я парню. — Будет куда энергию приложить, показать, на что способен.
— Знаешь, — скривился Дэн, — из твоих уст это как насмешка звучит.
— Что? — замотал я головой между парнем и его дедом. — Ты о чем?
— Если дед не врет, — вздохнул Дэн, — то ты владелец Шидотэмору, так?
— Ну да, — уже понял я, куда он клонит.
— И добился всего сам, — покачал он головой. — А мне все чуть ли не в подарочной упаковке предоставляют. Даже работницу.
— И? — приподнял я бровь. — Что такого-то?
— А ты не понимаешь? — чуть повысил он тон.
— Дэн, — покачал головой Шмитт.
— Ну владелец, ну сам добился, дальше-то что? — изобразил я иронию. — Шмитт-сан, это ты, кажется, чего-то недопонимаешь. Ради чего, думаешь, работает твоя родня? Твои родители, твой дед. Зачем вообще люди животы надрывают, зарабатывая деньги, репутацию, связи? Ради себя? Так этот этап давно пройден. Вашей семье много столетий, вы уже давно работаете на будущее. Кому, по-твоему, отдаст все, чего добился, твой отец? Мне, что ли? Я не знаю, где ты там наслушался подобных измышлений, но те, кто говорят, что ты ничего не добился сам, забывают, что и твой отец, и твой дед, и твой прадед — все они опирались на ресурсы семьи. И что? Семья Шмиттов — никто, пустое место? По-твоему, вы все ничего из себя не представляете? Да и эти говоруны, как правило, сами пустое место, и звать их никак. Дело ведь не в том, что ты получишь все готовое, а в том, как ты этим всем распорядишься. Тебя послушать, так африканские беспризорники, выживающие с малых лет только своими силами, это сверхлюди, перед которыми мы все должны склониться. Твои предки дали тебе возможность, и тебе же предстоит рвать жилы, чтобы дать возможность своим потомкам. Что тут такого постыдного? Знаешь, сколько раз я поминал своих родителей недобрым словом? Будь уверен, я совсем не прочь был принять их помощь — просто потому, что это родители. Это, черт возьми, их прямая обязанность. Тоже мне, «ничего не сделал». И слава богам, чтоб ты знал! Я бы не хотел, чтоб мои дети прошли через то же, что и я. И плевать с высокой колокольни на всяких говорунов. Простите за выражение. Все мы когда-то начинали с нуля. Ты вот подумай, — вскинулся я после трех секунд тишины. — Подходит к тебе, ну скажем, твой ровесник и говорит, что ты сам ничего не добился, что, мол, ты обязан всем отцу. И что дальше? Если этот умник бедней тебя, то какого черта он лезет? Пусть сам добьется чего-то сначала. Иначе все его заявления голословны. Ну а если он все-таки чего-то добился, то что он в свою очередь будет делать со своими детьми? Пошлет их куда подальше? Заберет богатство в могилу? Сомневаюсь что-то. Опять же получается как-то лицемерненько, — дернул я подбородком. — Даже если ты кичишься своими родителями и их деньгами, даже в этом случае ты уб… п… — дважды сдержал я себя, — плохой человек, но все равно в своем праве.
— Довольно эмоционально и сумбурно, но прямо в точку, — заметил старик, когда я замолчал. —
