себе на совет. Нельзя делать большое дело, докладывая о нем всему свету. Я предполагала шепнуть об этом Анри до обеда. Но он все время так мрачен, что я отложила свое сообщение до возвращения домой. А вышло все иначе.

Когда хочется верить, верят самым невероятным вещам. А когда вас уверяет с огромным апломбом красивая женщина, верится еще легче. Анри развеселился, забыл о Мартине и Дженни стала казаться ему приятной и родственной. Бонда, расстроенный своей болезнью, смертью Мартина и еще целой вереницей неудач, которые он тщательно скрывал от всех близких, несмотря на то, что имел основания не особенно доверять Дженни, все же с облегчением вздохнул. Он хотел было предложить, что сам поедет с Анри, чтобы вернее подцепить птичку, но подумал, что иногда самые большие желания исполняются неожиданно, только не надо мешать.

Он уже решился передать Анри дорогой талисман, предназначенный для особо важной цели, который Браццано велел ему тщательно хранить. Но Дженни, предвосхищая его, сказала:

– К завтрашнему свиданию я должна быть хорошо подготовлена. Вы говорили мне об одной вещице для Алисы. Мне необходимо иметь ее уже сегодня, чтобы освоиться с нею и примериться, как ее набрасывать.

Бонде не хотелось отдавать в руки Дженни драгоценность, которой Браццано придавал столько значения. Он не мог примириться с мыслью, что уже один драгоценный камень разбит силой сэра Уоми, и в то же время боялся испортить своим упрямством так блестяще начавшееся дело.

Настроение у всей компании значительно улучшилось, и она возвратилась домой. Решили разойтись по своим комнатам после того, как полюбуются прекрасным бриллиантом с розовым отливом на тонкой Золотой цепочке, о котором Бонда им рассказывал. Принеся камень и отдавая его Дженни, он сказал:

– Камень этот Браццано долго носил сам. – Он криво усмехнулся, увидев, что Дженни приложила камень к своей груди. – Вам он не идет. Рыжим не к лицу розовые и красные тона. Но… быть может, ваша взаимная с Браццано симпатия сделает камень приятным и для вас.

Адское выражение на своей и без того неприятной физиономии Бонда постарался скрыть, делая вид, что что-то уронил на пол. Но зоркая Дженни подметила злобную молнию в глазах жестокого дядюшки. Решив заранее оставить Бонду в дураках, она крепко зажала в руке талисман как залог своей силы и власти над Бондой. Случайно она подняла руку к лицу Бонды и была огорошена получившимся эффектом.

– Тише, – изо всех сил прохрипел Бонда. – Я сказал вам, что вещь эта силы необычайной. Никогда не подымайте ее к лицу человека. Вы можете его убить и сами искалечитесь.

– Вот как, – сказала Дженни, опуская руку. Отпрянувший было Бонда оправился и перестал задыхаться. – Вам следовало объяснить мне это раньше, и я не причинила бы вам такой неприятности. Какие еще движения я должна делать, чтобы не ранить Алису, а только заставить ее повиноваться?

– Достаточно просто накинуть на ее шею цепочку, и она пойдет за вами, как овечка. Но если вы наткнетесь на одного из опытных приятелей Бенедикта, то держите камень в высоко поднятой руке. Можете обмотать цепочку вокруг запястья несколько раз, подобно браслету. Но ни в коем случае не выставляйте его напоказ, если увидите самого лорда Бенедикта. Эта вещь, разумеется, не чета вашему ожерелью, но в борьбу с сим фокусником не вступайте.

– Это хорошо, что вы мне все объяснили, я буду осторожна.

Радости Дженни не было предела. Несмотря на то, что она держала камень зажатым в руке, она почувствовала, как прибавилось у нее силы, как выросли ее дерзость и воля.

– Карамба! – ругался Бонда. – Кто мог подумать, что в ваших руках этот талисман будет столь зловещим? Он долго находился у меня и не проявлял своих свойств. Очевидно, и в самом деле будете дружить с Браццано.

– Довольно, дядюшка, – как бы невзначай поднимая руку, предупредила Дженни. И эффект розового камня снова поразил ее. – Я запрещаю упоминать при мне имя Браццано иначе, чем с моего разрешения. – Она все еще держала руку напротив глаз Бонды.

– Повинуюсь, – ответил задрожавший Бонда. – Опустите скорее камень, вы меня убьете.

Дженни, внутренне торжествуя, что такая огромная власть свалилась на нее нежданно-негаданно, опустила руку. Зевнув, она равнодушно сказала:

– Я устала, хочу спать. – Она снова слегка подняла руку и, подержав ее против каждого из троих мужчин, прибавила:

– Дядюшка, идите спать. До пяти вечера не являйтесь. Ты, Армандо, переночуешь в гостиной и тоже завтра, к пяти, явишься ко мне. А вы, Анри, будете ждать у кафе с трех до пяти, а до этого времени сидите дома. Если до пяти часов я вас не вызову, поезжайте домой, это будет означать, что Алиса уже здесь.

Все трое молча поклонились, принимая ее приказания, и Дженни ушла к себе в спальню. Она была неопытна и не знала еще, что приказание следовало закрепить особым способом.

Как только она вышла, все трое точно проснулись. Их возмущение не знало пределов. Оба молодых человека накинулись на Бонду, понося его и спрашивая, давно ли он рехнулся, что дал Дженни камень. Их крики и брань были так ужасны, что Дженни, только что собиравшаяся позвонить горничной, перепугалась не на шутку. Ей почудилось, что мужчины сговариваются ее убить.

Ужас обуял ее. Она схватила камень, снова ощутила прилив дерзости и силу повелевать, распахнула дверь, в которую уже стучал разъяренный Армандо, и поднесла камень к самым его глазам. Армандо отпрянул, пошатнулся и робко произнес:

– Не сердись, Дженни. Я ухожу. До завтра.

Ни слова не говоря, Дженни направила камень в самые глаза Бонды, в руках которого была здоровенная плеть.

– Вон, негодяй, – не своим голосом крикнула Дженни. – Ты у меня еще на коленях будешь просить прощения.

Бонда завертелся, точно его жарили на сковородке, и упал на колени.

– А вы, Анри, хотите того же? – поднимая камень к лицу юноши, спросила Дженни.

– Я буду завтра дома, а затем стану ждать в карете, – ответил Анри, и все трое покинули Дженни, причем из дрожавшей руки Бонды выпала плеть, которую он даже не смог подобрать.

Оставшись одна, Дженни подбросила дров в камин, подняла щипцами плеть и с выражением величайшего омерзения швырнула ее во вспыхнувшее пламя.

Торжествуя, смотрела она на тлевшие ремни, расхохоталась, когда кожа стала скручиваться и лопаться, и пошла к себе в спальню, впервые в своей замужней жизни оставшись одна. Сбросив нарядное платье, Дженни почувствовала себя такой разбитой и усталой, что заснула, едва прикоснувшись к подушке.

Ночь промелькнула для нее так быстро, что, проснувшись и увидев, что уже одиннадцатый час, Дженни мгновенно позвонила и приказала подать себе завтрак. Обдумывая свой день, она прежде всего справилась, прислали ли платье от портного. Успокоившись, что платье здесь, Дженни приказала горничной