Снова остаюсь в одиночестве, без надежды отвлечь себя разговором, а впереди — три часа ступеней вверх. Если брать — при лучшем раскладе одну ступень за секунду, то выходит 10 800 ступеней за 180 минут. Поделить это число на 20 — будет здание в 540 этажей высотой. 540 этажей крутых и скользких ступеней в сыром непроглядном облаке и в полном одиночестве. Настроение мое уходит в глубокий минус.

Идти последней психологически сложно. Ты видишь отрезок пути с его препятствиями, которые одолели уже все, кроме тебя, и устаешь заранее. Ползу и переживаю это липкое и омерзительное чувство обиды. Представляю, как девочки идут, помогая друг другу, весело и легко, почти, конечно, на самом верху, а я тут умираю у подножия лестницы. И если упаду, думаю я, никто об этом не узнает прежде вечера. Никто не сможет мне помочь, если вдруг подверну себе ногу или, скажем, моральный дух. Всю тоску мира я влачу за собой на верхушку. Проклинаю решение испытать собственные силы, проклинаю своих скороходных спутников, проклинаю идущих навстречу альпинистов — за их бодрый спуск, но больше всего проклинаю себя — за слабость, нытье и зависимость.

Как поется в песне Высоцкого, «парня в горы тяни, рискни…». Хочешь проверить друга, возьми его с собой на подъем. Так вот, не желала бы я оказаться тем самым другом. Прекрасно понимаю, что, будь девочки рядом, пришлось бы гораздо сложнее: в своих одиноких причитаниях я хотя бы свободна. Мне не нужно подстраиваться под чужой темп, и я избавлена от чувства вины за то, что задерживаю остальных. Но одолеть своих собственных бесов, кажется, не под силу. Я совершенно беспомощна и в то же время раздражена настолько, что чуть не набрасываюсь на идущего навстречу проводника, который весело замечает: «Русская?

Отстаешь». И вдруг я вижу себя со стороны — злая как черт, одинокая, исполненная жалости к себе, — и мне становится противно. Зачем же тогда я вообще поехала в Непал, если не была готова? Зачем отправилась в горы Аннапурны?

И в этот самый момент я ясно осознаю, что, если что-то не поменяю, трек мне не пройти, и начинаю успокаивать себя тем, что миллионы других людей на это даже не решились бы. Сомнительный, знаете, выход — искать помощи у чувства превосходства. Наверное, потому, что так и остаешься на «темной стороне», но также и оттого, что продолжаешь концентрироваться на проблеме. Тогда я просто пытаюсь отвлечься и думать о хорошем. Да, я причитаю, но причитаю и иду, а не стою, и это уже не настолько безнадежно. А с каждым шагом — на ступеньку, на полметра, на метр — я все ближе к концу пути.

И тогда я начинаю, не имея другой поддержки, подбадривать себя самостоятельно и каждые десять ступеней говорю себе: «Молодец». Одно простое слово, совершенно бессмысленное первые полчаса, в какой-то момент вдруг сотворяет чудо: уже достигшая уровня «Супермолодец», подкрепленного от скуки другими эпитетами, я внезапно понимаю, как глупо выгляжу. Я начинаю смеяться как сумасшедшая, не в силах остановиться. И вот тогда становится легче.

Следующее мое решение — здороваться с каждым, идущим навстречу. Действительно с каждым, будь то одинокий путник или же группа в сорок человек. Отделаться хмурым приветствием себе не позволяю, и если поначалу моя улыбка остается фальшивой, то спустя какое-то время я понимаю, что и правда рада новым лицам. А убеждая остальных в своей решимости и оптимизме, я и не замечаю даже, как успеваю уверить в этом саму себя.

Откуда-то берутся силы и на следующий шаг. Я начинаю прикидывать, что дает мне трек. В первую очередь, безусловно, он расставляет все по местам. Что же для нас действительно ценно? Там, на горе, у тебя не остается сил переживать из-за каких-то глупостей, вроде безответных симпатий или неудачной прически.

Безусловно, трек дает выдержку. С недавнего времени я начала мечтать об одолении тропы Святого Иакова сквозь Испанию — пеший маршрут в 900 километров, — но я даже не задумывалась о том, насколько сложно это дается. Теперь же, всего на второй день подъема, я ясно осознаю: романтика подобного приключения скрывает серьезную подготовку. И в этом качестве мой гималайский эксперимент отнюдь не бесполезен. К тому же он дарует мне впечатление — основной источник сюжетов и главную цель моего азиатского путешествия. Конечно же сложно. Но тем ценней представляется опыт, и наконец я беру себя в руки.

— Энни? — спрашивает меня вдруг спускающийся путник.

Я киваю.

— Девушка сверху передает вам привет. Говорит, чтобы вы не унывали, она подождет вас. Незнакомец подмигивает и уже через десять секунд скрывается в тумане.

Оказывается, все это время я была не одна и Ася шла всего в паре десятков метров от меня. Я вижу это, когда поднимаюсь выше облака, затуманившего надежды и сделавшего меня совершенно близорукой. Дальше мы идем уже вместе, сквозь высокогорные деревни на сваях, сказочные джунгли, через реки и водопады, все выше и выше.

До деревни Горепани добираемся поздним вечером. Здесь гораздо холоднее, и мы подсаживаемся к остальным измученным путникам, собравшимся вокруг печки. Радуюсь тому, что прихватила спальный мешок — пускай использовать его мне доведется лишь однажды. «Завтра утром будет болеть все тело», — предупреждают трекеры, и мы с Асей растираем друг друга Tiger balm, местной «Звездочкой». Наскоро поужинав горячим бульоном и чашкой имбирного чая с медом, я доползаю до кровати и засыпаю в полминуты.

А просыпаюсь, как и ожидаю, от боли. Вот только ноги и спина, вопреки нагрузкам, не беспокоят, а что действительно саднит — это легкие. Дышать тяжело и больно, но впереди еще заключительный подъем. Времени на жалость не остается. Забираю из коридора задубевшие ботинки. «Пожалуйста, снимите обувь и используйте сандалии в ванной комнате», — написано на каждой двери номера. Грязные и мокрые ботинки трекеров внутрь не пускают, и они стыдливо дожидаются нового дня в проходе. Так рано (ведь нет еще и четырех) встали только мы. Печь уже, конечно, остыла, и вся одежда, развешанная вокруг нее и не успевшая высохнуть, заледенела. Надевать сырые тряпки — чувство отвратительное, и холодно к тому же настолько, что пар идет изо рта.

Но долго мерзнуть не приходится. Восхождение начинается сразу от нашей гостиницы, и уже через пять минут мы возвращаем обыкновенный для подъема жар тела. Вверху, внизу и сбоку мелькают в темноте