мы разговариваем, я не смогла ответить. Мы с Марком почти не разговаривали. Говорила я. Я излагала, а он слушал или, по крайней мере, я думала, что он слушал. Мы много целовались, сейчас я понимаю, что это было довольно невинно. У него были восхитительно мягкие губы. Однажды я спросила его, о чем он думает, когда остается один, и он ответил: «Ни о чем». Он вырос в Северной Каролине, у него был южный выговор, и те немногие слова, которые он произносил, звучали почти по-женски мелодично.

Я рассмеялась и сказала:

– Так не бывает. Ты обязательно должен о чем-то думать.

И пояснила:

– Например, когда ты за рулем. Или подстригаешь газон, или занимаешься чем-то в этом роде.

– Ни о чем, – сказал он.

Но увидев, что этот ответ меня не устраивает, он добавил:

– О спорте, наверное. Мне нравится бейсбол.

Тем вечером он подвез меня, и после этого я перестала с ним встречаться. Не то чтобы мне хотелось услышать, что он думает обо мне, хотя это было бы приятно. Я хотела знать, что творится в этой голове, которая может запросто объяснять анализ данных, ложноположительные заключения и нормальные кривые. Мне казалось, что такие мозги, как у него, должны быть заняты доказательством всевозможных вещей. Изучением идей, анализом информации, формулировкой выводов. Когда он сказал «ни о чем», я решила ему поверить.

Нередко, будучи неосмотрительной, я мысленно придумывала людям историю и не соотносила ее с фактами. Я абсолютно точно поступила так с Джеффом. Я составила в голове список всех его хороших качеств, добавила характеристики, которые, как я была уверена, непременно проявятся, а все остальное проигнорировала.

Например, то, что мне представлялось живым интересом к политике, на самом деле было мишенью, куда направлялось негодование под видом переживаний за общее благо.

– Ты только представь, чем сейчас занимается наше правительство. Они спасают огромные корпорации, пока мы работаем не покладая рук.

Джефф был ландшафтным дизайнером и занимался физическим трудом. Он делал паузы, точно предлагая мне подать реплику. Я не знала, что он в долгах и на грани банкротства. Я думала, что он выступает за справедливую оплату труда, равенство и правительство, которое печется о своем народе. Но ему хотелось денег, хотелось легким путем стать богаче других и чтобы было на кого свалить убытки и вину.

Марвин тряхнул надо мной маракасами и, помолчав, сказал тихим голосом:

– Не торопись. Сядь, когда будешь готова. Это был очень сокращенный сеанс. Я слежу за временем.

Я взглянула на часы поверх его плеча и с удивлением поняла, что прошло полчаса. Я встала на колени – папка из сумки Саммер чуть ли не прыгала мне в руки.

Марвин стоял ко мне спиной, и я могла запросто вытащить папку и сунуть себе в сумку. А спроси он, что это я делаю, я бы показала ему документы на кемпер. Мол, все в порядке. Но мой разум прояснился. Мне этого не хотелось. Я хотела, чтобы Саммер поехала с нами и сыграла роль живого щита между мной и Холли. С ней атмосфера в кемпере становилась легче, она создавала сказочный контраст нашей тяжелой энергетике, и я скрестила руки на груди.

Марвин мягко проговорил:

– Мне удалось ликвидировать часть энергетических скоплений. У тебя стоял блок в пищеварительной системе. Я переместил оттуда часть энергии. Знаю, все это звучит довольно безумно, и будь у нас больше времени, я бы объяснил тебе подробней. Вообще-то при желании мы можем поговорить по телефону и провести еще один сеанс таким образом. Мне необязательно находиться с тобой в одном помещении.

– Вот как? – Я была настроена скептически.

– Я могу проводить сеанс откуда угодно. Я считаю, что когда находишься в одном помещении с клиентом, результат бывает лучше, но по телефону тоже можно.

– Звучит сомнительно, нет?

Он снисходительно улыбнулся.

– Понимаю, как это звучит. И знаю, на что похоже. Но я не ожидаю, что все будут открыты для восприятия. – В этот момент он походил на старшеклассника, которому не хватило места за обеденным столом. – Это моя бабуля подметила, что я – другой, умею читать людей. У меня были яркие сны, которые часто сбывались тем или иным образом.

– По-моему, все могут сказать о себе такое.

Не знаю, почему я приставала с вопросами к этому человеку, которого видела впервые в жизни. Это было на меня не похоже. Обычно меня не трогали чужие заморочки, я следовала собственным путем.

Он кивнул.

– Да, есть еще кое-что. Это можно объяснить эффектом плацебо, внушением и другими физиологическими факторами. Но я знаю, что есть измерение, с которым другие люди едва ли связаны.

– Типа?

– Ну я не собирался вдаваться в подробности. Если честно, я не был уверен, что ты готова. Но твой муж – он не тянет тебя вниз. Я не чувствую его. Другой дух сообщил мне, что он перешел. Твой муж близко принимал к сердцу систему ценностей нашей культуры?

– Да. А другие разве нет?

Он продолжал, точно не услышал моих слов.

– Есть еще один голос. С сильным посылом. «Говори». Я неоднократно услышал от него это слово.

Я встала – слишком быстро, потому что у меня закружилась голова – и, пошатываясь, сделала шаг в сторону.

Марвин поддержал меня.

– Все в порядке. Там проходит нерв. Сделай вдох, это поможет сконцентрироваться.

Я последовала его совету – глубоко вдохнула и подождала, пока голова не прояснится.

– Порой я слышу слово или фразу, которые не совсем к месту. Я не слышу голосов или даже слов. Это больше похоже на мысли и чувства, которые приходят ко мне и через меня. Я их озвучиваю, но не всегда правильно понимаю слова.

Я закрыла глаза.

– Нет, все правильно. «Говори», только резче.

Я считала, что папашины разглагольствования выветрились из моей памяти много лет назад, после его смерти. Я потерла лоб, чтобы прояснить мысли.

– Вокруг тебя тяжелая энергия, и это слово находится в ее центре.

– Извини. Я – приземленное существо и далеко не загадываю. Звезд с неба не хватаю и устроена очень просто. – Я отошла на шаг и нервно засмеялась. – Когда родилась моя дочь, врачи предложили мне перерезать пуповину. Я не такая. Человек с медицинским образованием должен хотеть перерезать пуповину. Я не хотела рожать в бассейне. Я хотела как можно больше анаболиков, и мне не улыбалась мысль закапывать плаценту на заднем дворе. Я не земная. Я, наверное, пластиковая. Или, – я оглядела комнату в поисках чего-нибудь лучше пластика, но не такого земного, как земля, –