Ее возглавлял Георгий Николаевич Александров, специалист по сталинской технологии фабрикации уголовных дел, сделавший карьеру в Прокуратуре СССР в Москве. Джексон, который до того неделями жаловался, что другие главные обвинители до сих пор не укомплектовали свои штаты в Нюрнберге, отметил в дневнике, что русские по приезде «были поражены количеством документальных доказательств». Александров и его сотрудники рассчитывали в первый же вечер просмотреть все необходимые документы, а наутро допросить подсудимых в нюрнбергской тюрьме. Их ждала комната, загроможденная огромными стопками документов. Их обилие, а также американские ограничения доступа к заключенным не дали осуществиться планам[321].

Следующие несколько дней Александров и его сотрудники занимались сортировкой документов и в то же время писали запросы на разрешение начать работу в нюрнбергской тюрьме[322]. Вскоре они вышли на связь с Москвой и вновь напомнили, что им срочно необходимы сотрудники, владеющие немецким, и пожаловались, что люди Джексона не дают им допрашивать подсудимых и свидетелей, а требуют подавать вопросы через одного из американских следователей и ждать письменных ответов[323].

Ил. 12. Комната документов в Нюрнберге с ее шаткими стопками документальных свидетельств. Ноябрь 1945 года. Источник: Американский мемориальный музей Холокоста. Фотограф: Чарльз Александр. Предоставлено Национальной администрацией архивов и записей, Колледж-Парк

Вышинский в ответ на жалобу Александрова снова попросил СВАГ помочь советским следователям в Нюрнберге и одолжить им устного переводчика. Он также пытался наладить надежные линии связи на местах: попросил СВАГ договориться с американцами о беспрепятственном проезде советских курьеров между Берлином и Нюрнбергом (через американскую зону) и поинтересовался, можно ли будет провести прямую телефонную линию между Нюрнбергом и Москвой. Вышинский также попросил СВАГ заняться проблемой жилья. Американцы выделили советской группе жилой дом на окраине города (на Айхендорфштрассе), где могла разместиться большая часть из примерно двенадцати сотрудников. Но советские руководители в Москве начали понимать, насколько трудоемким будет судопроизводство – и насколько непохожим на привычные им процессы с быстрыми и заранее предрешенными обвинительными приговорами. Требовалось больше юристов и вспомогательного персонала. Теперь нужно было искать жилье для примерно ста человек[324].

* * *

Хотя Сталин и согласился с американским выбором Нюрнберга как места для МВТ, Берлин оставался в советском воображении важным символом победы. Там разыгралась последняя битва войны, там немцы сдались войскам маршала Георгия Жукова. Это была бывшая столица Третьего рейха. Теперь, находясь под оккупацией четырех держав, но физически внутри советской зоны, Берлин был местоположением штаб-квартиры Союзнического контрольного совета (оккупационного правительства Германии, учрежденного в августе) и СВАГ.

Первая сессия МВТ должна была состояться в Берлине – там должны были вручить судьям Обвинительное заключение. Обвинители договорились в преддверии этой сессии встретиться 6 октября в бывшем Народном дворце юстиции в Берлине и поставить подписи под этим важнейшим документом. Эту дату назначили еще до того, как Джексон всех удивил его переделкой. За неделю напряженных дискуссий в Лондоне родился шестидесятипятистраничный документ, с которым более или менее согласились все обвинители. Но Руденко все еще не мог тщательно изучить новый Раздел I и полный текст как единое целое, не говоря уже о том, чтобы отослать актуальную редакцию в Москву, а его сотрудники не закончили перевод документа на русский.

Ил. 13. Аэрофотография Дворца юстиции (в центре) и нюрнбергской тюрьмы с четырьмя крыльями (непосредственно за ним). Ноябрь 1945 года. Подсудимые размещались в крайнем правом крыле, свидетели – в левом, остальные заключенные – в двух центральных. Источник: Американский мемориальный музей Холокоста. Предоставлено Национальной администрацией архивов и записей, Колледж-Парк

Не очень понятно, что конкретно делал Руденко в Берлине, – в основном потому, что впоследствии он старался скрыть от Москвы свои ошибки. Он явился на запланированную встречу 6 октября, но внезапно заявил, что отпечатанный экземпляр Обвинительного заключения содержит ошибки и их нужно исправить, прежде чем подавать в Трибунал. От Руденко потребовали объяснений, но он отказался их дать[325]. Это была увертка с целью задержать ход процесса. Руденко имел все основания желать отсрочки. Он не должен был ничего подписывать без эксплицитного разрешения Москвы – а эта редакция Обвинительного заключения сильно отличалась от той, что изучали советские руководители несколько недель назад. КРПОМ даже не знала о существовании новой редакции Раздела I.

Западные обвинители надавили на Руденко, чтобы он подписал англоязычную версию документа. Как писал в мемуарах Максуэлл-Файф, они говорили «дружелюбно, приветливо и рассудительно»[326]. Они заверили Руденко, что поправки можно будет внести потом и что его подпись можно будет аннулировать, если окажется, что английский и русский тексты значительно различаются. Они также предупредили, что, если он не согласится, Советский Союз будет нести ответственность за задержку начала Нюрнбергского процесса[327].

Руденко знал, что выбора у него нет. Ему не хватало времени объяснить ситуацию Москве и ждать инструкций. И что скажет Вышинский, когда узнает, что Руденко беспечно забыл выслать в Москву исправленную редакцию? У Сталина людей расстреливали и за меньшие проступки. В тот день Руденко положился на удачу и вместе с западными коллегами подписал англоязычный документ с оговоркой, что в нем «возможны исправления незначительных ошибок» и «согласование» со все еще незавершенными переводами на французский и русский[328]. Обвинители запланировали на следующей неделе представить Обвинительное заключение в Трибунал и опубликовать в прессе.

Руденко действовал без разрешения Москвы – и немедленно запаниковал. Тем же вечером он вылетел из Берлина в Лондон, не назначив никого заместителем. Тейлор позже вспоминал, что этот отъезд без предупреждения всех застал врасплох и «во многом послужил причиной задержек и неразберихи в следующие десять дней»[329]. Поздно ночью Руденко послал Вышинскому телеграмму из Лондона, где пообещал прислать русский перевод новой редакции Обвинительного заключения в понедельник 8 октября и сообщил, что подписание документа состоится в Берлине. Руденко ни словом не упомянул, что уже подписал этот документ[330]. Затем он замолчал и ничего не писал в Москву до 10 октября. Чем он занимался в это время в Лондоне – загадка. Гулял по улицам и взвешивал варианты действий? Изыскивал способы получить полный перевод Обвинительного заключения на русский? Или заперся в номере отеля, парализованный страхом?

Пока Руденко был недоступен, британские и американские обвинители пытались двигаться дальше. Они добивались встречи в Берлине с судьями, чтобы выработать положения о порядке подачи Обвинительного заключения в Трибунал. 7 октября британские официальные лица сообщили советскому правительству, что британские и американские судьи утром