Шрифт:
Закладка:
Спасибо вам за сына.
***
Перед возвращением в Милан ей светил еще один визит. Обещанный. Педагогический. В отчий дом.
- А где мама? – спрашивает Лола после порции объятий.
- Мама прилетит завтра, - отец с усмешкой забирает у Лолы сумку. А она идет за ним и в который раз удивляется – как моложаво он выглядит. Тот самый Лев Аркадьевич Кузьменко. Кому надо, те знают. Кто такой Лев Аркадьевич Кузьменко и почему он «тот самый». Человек, про которого в неполные тридцать лет сняли фильм, получивший золотую пальмовую ветвь. Человек, который теперь сам делает фильмы, которые получают пальмовые и прочие ветви. А если смотреть со спины - мальчишка. И даже седина его не берет.
- А чем ты меня будешь баловать? – Лола догоняет отца.
- А ты заслужила, чтобы тебя баловали? – в тон ей отвечает он.
- Родительская любовь должна быть бескорыстна, - назидательно ответствует Лола.
- Ну раз должна – значит, будет! – смеется отец. - Стейки замаринованы, «Гинесс» в холодильнике.
- И все же хорошо, что мама прилетает завтра, - после паузы замечает Лола.
- Конечно! – с энтузиазмом отвечает отец. – И пива попьем, и завтра ты перед мамой будешь хорошей девочкой.
Они смеются, сверкая одинаковыми ямочками на щеках.
***
И в самом деле было чудесно, что с родителями Лола общается по очереди. Сегодня - отец. От стейков на решетке барбекю разносится совершенно сумасшедший аромат, который перемешивается с терпким запахом начинающих зацветать астр и другим, тонким, едва уловимым запахом-предвестником – желтой прелой листвы. Она появится еще только через несколько дней, если не недель, но что-то в воздухе уже предсказывает его появление. А еще - аромат поздней последней малины – сладкий тоже с привкусом горечи.
И еще - разговоры в сумерках на качелях на двоих. Лола потом не вспомнит, о чем они были. Помнит только, что о чем-то важном, о том, что не останется в памяти, но навсегда осядет в сердце.
А наутро папа привез из аэропорта маму. А сам уехал по своим важным продюсерским делам. И в доме запахло морковным пирогом и кофе с корицей. И слышался женский смех. Потом мама легла отдыхать, а Лола… Лола села смотреть кино. То самое кино, которое она знала наизусть, но все равно испытывала острую потребность посмотреть. В сто, тысяча, миллион первый раз. А вдруг в этот самый сто, тысяча, миллион первый раз она найдет там ответ? Поймет то, что ускользало? Как это найти? Где? Кому дается такое счастье и что нужно сделать, что заслужить такую любовь?
Ответов Лола не получила. Но в конце традиционно расплакалась. Там еще и музыка к этому фильму совершенно гениальная.
На титрах зашла мама, обняла и тихо спросила:
- В который раз?
- Всегда.
***
На рейс «Москва-Милан» посадка окончена. Их дочь, наверное, уже в самолете. Ну а они – они в машине.
- Ну и что ты думаешь?
- Я откушу ему голову.
- Кому – ему?
- Ему! – Лев движениями, выдающими раздражение, выворачивает руль. – Я не знаю, кто он, но он мне уже не нравится!
Дина смеется.
- Почему?
- Потому! – не реагирует на ее веселье муж. – Я не узнаю свою дочь! Грустная какая-то, потухший взгляд.
- Любовь очень меняет людей, - Дина Кузьменко перестает даже улыбаться. – Тебе ли это не знать.
Лев Кузьменко какое-то время сосредоточенно смотрит через лобовое стекло.
- Ты права… Но хотел бы я знать, кто этот мерзавец…
***
В Милан Фёдор прилетел, зажатый, как пружина. Собранный, уплотнённый весь – ни секунды времени не тратится зря. Клавир всегда под рукой, либретто тоже. Он обязан выдержать. Он не имеет права оступиться. И об ином исходе, отличном от очередного покорения очередной вершины, Фёдор Дягилев себе думать запретил. Он вообще себе думать запретил. Не надо думать, надо работать.
Эта концепция оказалась в корне провальной. Она провалилась в первые же дни. Когда он поехал к Джульетте.
***
Джульетта Альфано была его педагогом по вокалу. Именно ей Фёдор был обязан уникальным пластичным звучанием своего голоса, способным быть и бархатным, как рокот моря, и раскатистым, как гудение огромного колокола. Именно она дошлифовала природные данные Фёдора Дягилева до нынешнего бриллиантового блеска – и это не его слова, а прессы! Но началось знакомство Фёдора Дягилева и Джульетты Альфано не самым благоприятным образом.
Они встретились на международном телевизионном конкурсе имени Марии Каллас «Nuove voci per Verdi». Синьора Альфано была в жюри. Фёдор Дягилев в итоге стал победителем этого конкурса. Та победа тогда конкретно вскружила ему голову. И он весьма самоуверенно ответил Джульетте, что не нуждается ни в чьих советах, когда та высказала ряд замечаний к его вокальной технике и решила дать пару советов. «Такой же самоуверенный, как мать!» - запальчиво бросила ему в лицо Джульетта. «Почитаю это за честь!», - не остался в долгу Фёдор.
Потом ему, конечно, стало стыдно за свое поведение. Он даже раздумывал, как бы ему извиниться черед синьорой Альфано. Фёдор неохотно признавал собственные ошибки, но уж если признавал, то пытался сделать все, чтобы их исправить. И судьба пошла ему навстречу. Во время выступлений в «Ла Скала» - первых после победы в конкурсе, ему на телефон пришло сообщение. Там был адрес и приписка: «Не могу слушать, как ты гробишь свой голос».
И в тот же вечер он уже пил кофе с отвратительными приторно-сладкими пирожными и слушал рассказ Джульетты. О ней самой и о его матери.
Они были соперницами по сцене. Что значит подобное соперничество, Фёдор тогда лишь только начинал узнавать. Узнавать цену зависти. И меру подлости, на которую толкает людей зависть.
- Я завидовала твоей матери, признаю, - Джульетта с аппетитом уминает третье пирожное, на которые Фёдору даже смотреть тошно – крем, орешки, глазурь. – Она была королевой. Не знавшей провалов – а меня, между прочим, ла-скальная клака однажды выжила со сцены во время спектакля. Правда, я… - тут Джульетта вздохнула и взяла с блюда еще одно пирожное. Фёдор содрогнулся. – Я выдала, говоря
