от дел. По этим происшествиям уместно привести отзыв такого широко сформированного человека как хозяйка одного из великосветских салонов генеральша А. В. Богданова: «У теперешнего царя есть сильная черта – это быстрое удаление людей, которыми он за что-то недоволен. Он быстро выкидывает и близких к нему людей, если узнает про их поступки, не внушающие уважения».

Царь был крайне нетерпим к грязным делишкам и сурово наказывал провинившихся. Так, уличив в таковых махинациях министра финансов Абазу, он прилюдно назвал его «свиньёй» и отовсюду уволил с запрещением занимать руководящие посты такого уровня.

Сумел ли Александр III создать свою эффективную систему государственного управления империей? В основном он сохранил прежнее её построение, но весьма повысил требовательность ко всем эшелонам государственного аппарата. А вот действительность работы управления значительно повысилась. Единственное звено, которое ему улучшить не удавалось – это самое ближайшее, которому надлежало быть между ним самим и Министерствами.

Уже сама природа и сами принципы самодержавия были таковы, что издавна к Правителю всё время шла подлинная лавина самых разных документов, требовавших именно его собственного рассмотрения и утверждения.

Впервые Александр Александрович с этим столкнулся в 1868 году, когда Александр II уехал в Европу лечиться и оставил управление страной Наследнику, которому тогда исполнилось 23 года. Вот тут будущий царь и узнал, какое море бумаг, в том числе и совершенно несерьёзных (а то и совсем нелепых!) поступает на рассмотрение императору.

Он изумлённо писал тогда брату Михаилу: «…право, иногда смешно становится, какую мелочь приносят Государю, и всё это требует его разрешения. Невольно спрашиваешь себя, как можно было дойти до этого и отчего это произошло?»

Но и унаследовав российский трон, он не смог изменить эту неразумную практику. Как до него российские императоры не имели даже личных секретарей, так и при нём всё замыкалось на самом верхнем уровне власти. Ежедневно на его стол ложились громадные кипы бумаг (как важных, так и малозначительных), и императору нужно было каждый день просмотреть груды всяких отчетов, посланий, челобитных и жалоб. Любопытно, что у Александра III не было даже и признаков своего секретариата, который мог бы взять на себя хотя бы техническую работу. Нередко получалось, что император сам запечатывал конверты и через камердинера отдавал их фельдъегерям. Кстати, и министры работали примерно так же! Из сегодняшнего дня это выглядит явной нелепостью и, во всяком случае, никак не воспринимается нормальным ведением работы. И в поисках ответа на причины такой ненормальности невольно приходишь к мысли, что и царь, и министры… боялись кому-то уступить хотя бы какую-то часть своей власти? (Или же, как мифологический Антей, никак не могли это на кого-то переложить?)

Должно быть, и царь, и министры опасались, что активный и деятельный статс-секретарь при внешнем сохранении самодержавия легко может стать сильной теневой фигурой и станет, по существу, второй (если не первой?!) фигурой в государстве?

Кажется, Александр III задумывался над этими обстоятельствами и, чтобы избежать фактора наличия сильного официального секретариата, одно время выдвигал идею создать некий «приватный секретариат» из самых близких и доверенных лиц. В число таких помощников он включил людей вполне достойных его доверия: графа И. В. Воронцова-Дашкова, генерал-адъютанта О. Б. Рихтера и генерал-адъютанта П. А. Черевина – и просил их помогать в разборе докладов и отчетов.

Но! Но все четверо с глубоким уважением поблагодарили за честь и вежливо… отказались! Кажется, причиной их отказа был фактор придворной этики, предполагаемые «триумвиры» опасались, что министры воспримут их деятельность как явную примету недоверия к себе и усмотрят в этой троице явных теневых вершителей судеб отчетов и докладов из министерств. Да, кажется, и должных способностей для работы с документами «триумвиры» совсем не имели, так, генерал Черевин был человеком очень простого склада ума и столь же простых жизненных принципов.

Однако Государь повелел им всем четверым заниматься бумагами. И что же? Его избранники не преуспели во вникании в суть и значимость поступающих бумажных документов, а неприятности с министерствами, вполне ожидаемо, начались и «триумвиры» всеподданнейше попросили освобождения от нежеланной им обязанности. «И вы меня покидаете…» – упрекнул их царь и, по причинам присущего ему чувства долга, продолжал единолично заниматься с бумагами до двух-трех часов ночи. Пожалуй, единственное на этом пути удавшееся ему новшество – это введение в Канцелярию Дежурного, а при его Величестве штатной должности журналиста, который должен был отвечать «за связи с общественностью».

Нужно помнить, что Александр III всегда был расположен замечать и продвигать способных людей (пример Витте, должно быть, является самым убедительным), но ему был присущ и определенный скепсис в оценке гражданских качеств современного ему российского общества. И это ясно проявилось в его «контрреформах», например, в судебной сфере, где его весьма печалили действия судов присяжных, которые почти всегда имели живую готовность мирволить правонарушителям и оправдывать явных врагов существующего государственного устройства.

В этом самым авторитетным сторонником императора был К. П. Победоносцев. Например, в 1885 году подал весьма убедительную записку о том, что учреждение судов присяжных для России оказалось делом «совершенно ложным» и совсем несообразным с условиями нашего быта!

И в условиях, когда суды присяжных выносили оправдательные вердикты убийцам-террористам, мог ли император не прислушаться к этому гневному обращению преданного государственника? Ведь действия судов присяжных по своей сути и впрямь немало способствовали «гибельной деморализации общественности» и извращали само существо судебной практики, воспитывая у населения полную небоязнь законов и веру в правоту «бомбистов».

И, очевидно, можно лишь одобрять решения правительства, которые при сохранении института судов присяжных постепенно изымали из их компетенции разряды наиболее серьёзных и опасных дел?

Кстати, Победоносцева либералы считали неким злым гением царствования Александра III, полагая, что император во многом руководствуется именно советами этого человека. С таковым мнением затруднительно спорить, царь действительно имел немалое уважение к обер-прокурору Синода как к убежденному государственнику и строгому моралисту, но едва ли он смотрел на события русской жизни «из рук Победоносцева».

Вспомним, что при Александре II Победоносцев идеальной государственной системой считал французскую, в своё время разработанную социологом Ф. Ле Пле, согласно которой сословия должны различаться не столько извечными привилегиями, сколь функциями. Константин Петрович находил её верной для реализации. Однако следует помнить, что влияние Победоносцева при Александре III не только не возросло, а неуклонно падало, и император не оставался закоренелым, каким-то неподвижным к нормам и правилам. И он готов был сотрудничать как со всеми сторонниками мирного развития страны, так и с образумившимися противниками. Пожалуй, самый яркий пример тому, это прощение Л. А. Тихомирова и предоставление ему больших возможностей для созидательной работы.

Напоминаем читателям, что историк и философ Лев Александрович Тихомиров в молодости являлся известным и авторитетным революционером. Но, анализируя