Щеки у Райли вспыхнули, скорее от смущения, чем от вожделения. Ему очень нравилась Рэйчел Мэтьюз, и он думал, что тоже ей нравится, но не говорил с ней на эту тему. Пока, во всяком случае. Они общались, передавая друг другу записки на уроке, обмениваясь СМС-ками по ночам, болтая по скайпу. Всякий раз, когда нужно было выполнить какой-нибудь школьный проект, они всегда старались оказаться в одной группе. Всегда смеялись над шутками друг друга, и один из них всегда отворачивался, когда другой ловил на себе его взгляд. Он ей нравился, ее не отпугивал монстр, которым он представлялся, и…

– Ты дашь ей потрогать свою пипку?

– Заткнись, – усмехнулся Райли, игриво шлепнув друга по голове. – Это не смешно.

– О, брось. Не говори мне, что не думал об этом.

Райли ухмыльнулся, но промолчал. Его молчание было исчерпывающим ответом, и Бену не нужно было слов, чтобы получить подтверждение его мыслям. Он думал об этом, много раз. И обычно после того, как они желали друг другу спокойной ночи. Но не сегодня. Сегодня вечером он хотел поговорить с ней еще, без любопытных ушей и глаз, когда они могли пооткровенничать.

И, возможно, обменяться парой поцелуев.

У Райли зазвонил телефон. Он посмотрел на экран. Сердце у него учащенно забилось, а в животе запорхали бабочки. Сообщение от Рэйчел гласило: «Ухожу через полчаса. До скорого».

Бен поморщился и издал чмокающие звуки, а Райли вытянулся на своем спальном мешке.

– Ты такой еще зеленый, – прошептал Райли и выключил фонарь.

5

Зик Биллингс брел в темноте, прокладывая тропу через лес. Приглушенный шепот отцовских слов проникал в его сознание, а тень отца следовала в нескольких шагах позади него, скользя сквозь траву и кусты ежевики подобно призрачной жидкой субстанции.

Знаешь, что тьма поведала мне, дитя?

– Что, отец?

Джейкоб, – молвила она, – ты прольешь свое семя во имя меня, а из своего семени ты прольешь кровь, а своей кровью ты подожжешь мир, из которого вырастет рай. Рай, сынок. Рай на земле. Истинный рай, рожденный из золы и пепла. На обугленных костях проклятых будут возведены города, а сами окаянные утонут в водах их собственных грехов. Понимаешь?

Вокруг головы у Зика гудели комары. Он шел вперед, спотыкаясь и отталкивая хрупкие ветви, которые раскачивались и царапали ему лицо. Ему показалось, что он ответил «Да, я понял». Только голос у него был каким-то далеким, а взор – затуманенным. Поселившиеся у него в голове черви медленно пробирались к сердцу. Он чувствовал, как они, подобно темным щупальцам, ищут остатки его прежнего «я», высасывая жизненную силу.

С каждым шагом Зик ощущал, как теряет над собой контроль, функции тела были узурпированы тонкими пальчиками, копошащимися у него в мозгу, и черной тенью, следовавшей за ним по пятам. Он не раз чувствовал у себя на плече прикосновение отцовской руки, направляющей его вперед, в неизвестность. Ему нравилось это прикосновение, нравилось утешение, которое оно приносило ему. Всю свою жизнь он мечтал, чтобы истинный отец указал ему путь. И теперь, после десятилетий ошибок и невзгод, его желание наконец исполнилось.

Только Джейкоб был гораздо больше, чем отец.

Моя кровь, мое семя, мой маленький агнец. Я должен поделиться с тобой великим множеством тайн. Тайн земли, могилы, нашего нового господа. Еретики застелили пеленой твои девственные глаза и скрыли от тебя истинный мир. Я обещаю тебе, дитя, что существует гораздо большее. Тело, которое ты носишь, боль, которую чувствуешь, вся эта плоть – всего лишь саван. Наш новый господь покажет тебе. Наш новый господь покажет всем твоим братьям и сестрам.

– Когда, отец?

Скоро, сын мой. Мы должны найти идола нашего господа. И должны сделать кое-что еще. Нам предстоит построить рай на земле, камень за камнем, и нам потребуется помощь.

– Помощь, отец?

Под тяжелыми ботинками Зика ломались ветки. Туман у него в глазах слегка рассеялся, и он увидел впереди умирающие угли костра. Ленивые струйки дыма поднимались вверх, и от едкого запаха защипало в носу. Зик услышал приглушенный детский смех. Девочки и мальчики.

Да, сын мой. Земные младенцы своей невинностью покорят сердца проклятых. Из этих вавилонских семян вырастет новый рай.

Тень подтолкнула его вперед. Зик подчинился.

6

Джек Тремли проснулся от лихорадочного сна про безликих тварей из темноты, сбросил с ног одеяло и, вскрикнув, сел в кровати. Существа из ночных кошмаров рассеялись в тускло освещенной спальне бабушкиного дома. За порогом грез это место казалось ему и знакомым и чужим одновременно. На лбу и груди выступили капли пота. Придя в себя, Джек вытер лицо покрывалом – этот старый шерстяной плед Имоджин связала, когда Джек был еще подростком. Он таращился на него несколько минут, пытаясь вспомнить, когда им укрылся, но тщетно.

Он помнил лишь, что в ресторане слишком много выпил. Стефани подвезла его домой, и он, помахав ей на прощание, впервые за все эти годы вошел в бабушкин дом. Алкоголь в организме лишил этот момент какой-либо ностальгической торжественности. После справления малой нужды, которое, казалось, длилось целую вечность, он рухнул лицом вниз на старый диван и тут же отрубился. Он не помнил ни как снял с себя рубашку, ни как завернулся в одеяло.

Свет все еще горел, скрипучий потолочный вентилятор вращался, и все было таким, каким сохранилось в его памяти. В противоположном конце комнаты стояло коричневое кресло Бабули Джини и пуфик с лежащей на нем стопкой журналов и газет. Ее шкаф со стереосистемой и проигрывателем, приставные тумбочки, лампы, журнальный столик и даже старый телевизор с деревянным корпусом находились там же, где и всегда.

«Раньше все было крупнее», – подумал он, улыбаясь своей глупой мысли. Конечно, так и было. Он провел здесь большую часть юности и был уверен, что если проверит дверной косяк кухни, отметки его роста все еще будут там. Даже комод и двухместный диванчик с дисковым