любили сытно покушать и умели пить. В перекурах все разбивались по небольшим группам, и я успел немного пофлиртовать с Софьей Ковалевской. Она оказалась жутко умной, начитанной и красивой дамой. Но, как и всякая женщина, любила комплименты, пусть и соответствующего интеллектуального уровня, и никак не могла устоять перед гусарской формой, тем более, такой прославленной.

Как я понял, она с сочувствием относилась к революционным идеям, окружив себя эмансипированными подругами, неординарными друзьями и своеобразными коллегами. Да и дочка у нее имелась.

— Но что вы все обо мне… Расскажите лучше о своих подвигах, генерал, — глубоким чувственным голосом попросила Софья.

— Слушаюсь! — естественно, я не мог отказать женщине в ее просьбе. Поцеловав даме руку, я приступил к рассказу о скромных буднях гусар Смерти.

После писателей до Плевны наконец-то добрался генерал Фельдман, глава Европейского отделения ВУК или по-простому — Военной разведки. С Федором Александровичем я был знаком неплохо, хотя больше общался с Шауфусом, начальником Азиатского отделения. Так уж получилось в связи со спецификой и местом моей прежней службы. Но теперь, став генералом, отчитываться перед Паренсовым мне было не с руки. А так как я выразил твердое намерение и дальше быть полезным русской разведки, то меня на время переподчинили Фельдману.

— Поздравляю вас генералом, Михаил Сергеевич, — произнес он, пожимая мне руку. — Быстро вы взлетаете, ничего не скажешь. И что-то мне подсказывает, что на этом не остановитесь.

— Как Бог даст, — скромно ответил я.

— А вы фаталист, батенька, как и я, к слову. Да-с, а ведь и меня Провидение направило, можно так сказать, — мы беседовали наедине, он по праву старшего занял мой стол в рабочем кабинете, который я использовал как комендант Плевны. — Вы, наверное, не знаете, но мы с Обручевым стояли при зарождении русской разведки, а ведь я был тогда в чине капитана. Вот так обстояли дела, тогда никто нашей службе стратегического значения не придавал, не то, что сейчас.

— Так расскажите о своем прошлом, Федор Александрович, мне есть чему у вас поучиться.

— Можно и рассказать… Поначалу я находился в столице и больше занимался бумажной работой. Душила она меня ужасно, просто слов нет, как все казалось невыносимым и серым, — польщенный моей просьбой генерал откинулся на спинку и мечтательно прикрыл глаза, уносясь в прошлое. — Но затем последовала командировка в Вену. И там-то я стал настоящим разведчиком, там я совершил первую важную вербовку. Агенты, шпионы всех стран, неприступные красавицы, куртизанки, банкиры, предатели, жулики, карманники, аферисты и авантюристы, пузатые бюргеры, достопочтенные фрау, люди всех национальностей — все это сплелось в Вене в какой-то невероятный клубок интриг, дипломатических игр, вербовок, шантажа, скоротечных романов и головокружительных успехов. Вам непременно надо побывать в Вене, проницательный разведчик отыщет там сотни перспективных вариантов, вот что я думаю, — неожиданно закончил он.

— Если служба позволит, то обязательно побываю. После ваших красочных слов мне не терпится еще раз ее посетить. В прошлый раз, находясь при цесаревиче, я был несколько связан своими обязанностями, — ответил я. — Не угодно ли чаю с лимоном? Или коньяку?

Генерал еще немного поностальгировал по былым денькам. В отличие от меня и еще ряда молодых офицеров, которые для обозначения соответствующей деятельности использовали слово «резидент», Фельдман предпочитал выражаться по старинке, называя таких людей «штаб-офицерами над вожатыми». Последнее слово рождало забавные ассоциации с пионерами из прошлой жизни.

Немного перекусив, мы с генералом принялись за работу, вырабатывая общий план действия разведки на войну и на то, что нас ждет по ее окончанию. Фельдман мыслил широко, с размахом. Вербовки, компромат, явки, легенды, тайники, деньги, одежда, маскировка, способы связи, проводники, шифры, язык глухонемых… Обсуждая эти темы мы фактически создавали в Болгарии целую резидентуру.

Дело захватило нас на несколько часов. Мы освежились кофе, затребовали карты и различные справочники. А затем к нам в кабинет по очереди потянулись разведчики: полковники Паренсов и Артамонов, подполковники Яковлев и Матеев, майор Шольц, капитаны Куропаткин, Богомолов и Бобков, штабс-капитан Терентьев, новоиспеченный Георгиевский кавалер штабс-ротмистр Рут, лейтенант Астафьев и мичман Громогласов. Два последних являлись флотскими офицерами, командование выделило их нам для координации действий на Дунае и его притоках. Все они получали то или иное задание, после чего брали людей, оружие, деньги и отбывали в соответствующем направление.

Глава 14

Двадцатидвухлетний офицер 14-го Туркестанского линейного батальона прапорщик[21] Бронислав Громбчевский сидел за столиком в буфете Смоленского вокзала и терпеливо ждал, когда подадут его поезд.

Было два часа ночи, за окнами разливался мрак, изредка озаряемый фонарями маневрирующих паровозов. Доносился грохот сцепок, сигнальные свистки и разговор рабочих. Несмотря на позднее время, в буфете находилось свыше дюжины человек. Бронислав сидел отдельно, в одиночестве расправляясь с отварной курицей и попивая горячий чай из стакана в никелевом подстаканнике.

Память прапорщика была устроена странно, не так, как у большинства других людей. Приложив определенные усилия, он мог детально запоминать массу различных сведений и деталей. Причем запоминал надолго, а если обращался к ним впоследствии и, так сказать, освежал, то они хранились в его голове долгие годы. Так он помнил, паровоз какой марки довез его от Барнаула до Москвы и какие там были вагоны, помнил всех офицеров, что провожали его из Туркестанского края, помнил детали своей службы в Средней Азии, такие как участие в Кокандском походе и Алтайской экспедиции, включая имена всех командиров, товарищей, населенных пунктов, встреченных иноземцев и всего прочего. Он мог мысленно представлять перед глазами карты, а прочитанные письма умел цитировать чуть ли не до знаков препинания. Наверное, именно поэтому в Средней Азии его заметили почти сразу, как только он туда прибыл. Сначала он служил ординарцем при генерале Скобелеве, а затем, когда тот уехал, при князе Витгенштейне и штабе батальона, причем всегда занимался разведкой. В Туркменистане, кроме запоминания информации, его научили еще и анализировать её.

Поэтому, когда в Ташкент пришла телеграфная депеша, что его переводят на Балканы, в штаб Западного отряда Николая Александровича Романова, но служить он будет офицером по особым поручениям при генерале Соколове, Громбчевский весьма удивился. Он не знал, чем заслужил чести попасть в отряд цесаревича, и тем более не понимал, каким образом его заметил героический командир повсеместно прославленных Бессмертных гусар, так же известных, как гусары Смерти.

— Ничего не скажешь, повезло тебе, Бронислав. У половины ротмистров гусар Смерти наград больше, чем у иного генерала. А ты с ними, считай, теперь в одной лодке. Соколов своих офицеров в обиду не дает и всячески продвигает. Ну и ну, кто бы мог подумать, что у тебя есть такие покровители, а ведь молчал… — примерно такими словами друзья прокомментировали телеграмму. — Или все же откажешься и останешься с нами?

Остаться хотелось, он мог отказаться от перевода, да вот только кто в здравом уме похоронит возможность, которая выпадает раз в жизни? Перевестись в штаб молодого генерала Соколова, чье имя все сильнее звучало со страниц газет, мечтал практически каждый офицер. И пусть он не станет прославленным гусаром Смерти, но зато окажется рядом с замечательными людьми, да еще и на войну попадет. Это ли не удача?

Так что Громбчевский с радостью согласился. Новую форму шить ему не требовалось, формально он оставался офицером Туркестанского батальона, так что в дорогу отправился в своем привычном пехотном мундире. Когда первый восторг прошел, прапорщик стал анализировать сложившуюся ситуацию. Итогом такого анализа стало то, что он понял, зачем понадобился молодому генералу — тот, и сам разведчик, вызывал к себе именно в таком качестве, благо в подобной работе Дунайская армия нуждалась постоянно.

Бронислав ранее не рассчитывал, что сможет привлечь внимание подобной фигуры. Год назад они в одно время находились в Ташкенте, но полковник Соколов прибыл принимать 5-й гусарский полк Бессмертных гусар, постоянно был занят различными организационными вопросами, и никто не удосужился представить ему молодого прапорщика. А затем Соколов уехал и вместе с ним город покинули внушающие уважение головорезы Кара Улюм, обладающие пугающей репутацией и снискавшие бешеную популярность. В Средней Азии имя Соколова знал каждый мальчишка, дворник, ямщик или телеграфная барышня. Его деяния, такие, как