вручную, широко улыбнулся, лишь кинул беглый взгляд на заднее сиденье, где мычал окровавленный Серый, охнул в ужасе.

Подъехал к приемному отделению. Прежде чем вытащить с заднего сиденья Серого, глянул на вечернее черное небо, затянутое тучами, ни одной ведь звездочки не видно было. Подбежал ко входу, постучал в дверь. Через минуту медсестра-зомби выглянула в щелку приоткрытой двери, спросила кто. Я стоял с Серым на руках, руки тянуло от тяжести. Она увидела мою ношу, охнула, отворила двери и помогла занести обмякшее тело. Серого без лишних слов подхватили, уложили на кушетку, что-то спросили у меня и укатили вглубь больницы.

— С ним все будет нормально? — спросил я вслед санитарам.

— Да, — ответил мне кто-то.

И я слегка успокоился.

Вспомнил про Глеба. Прошел по коридору, спросил у сестры за стойкой:

— Могу я навестить Громова Глеба?

Она подняла на меня белые глаза, ответила, внимательно меня осмотрев:

— Я, извините, время позднее, я должна спросить у дежурной медсестры.

— Конечно, делайте, как нужно, — сказал я, пожав плечами.

Она окликнула проходящую мимо девушку в белом халате.

— Ларисочка, позови сюда, пожалуйста, Наталью Викторовну!

— Хорошо, — не оглядываясь ответила та, проходя мимо.

Через минуту появилась сутулая средних лет женщина, вышагивающая по коридору тяжелым матросским шагом.

— Что тут случилось? — громогласно вопросила она, несмотря на поздний час.

Пухленькая медсестра за стойкой подскочила ей навстречу. Мне кажется даже тяжелая деревянная стойка сдвинулась чуть-чуть от ее порыва.

— Вот, — ткнула она в меня, — молодой человек хочет пройти к Громову…

— Что? — выкрикнула она, даже не дав договорить. — Кто? Зачем?

И тут посмотрела меня. Наши взгляды встретились. И вся ее властная прыть тут же угасла. Она отшатнулась к стене с рекламными плакатами, как мне показалось, ударилась головой, что-то точно глухо стукнуло, но она не заметила этого. Подняла трясущуюся руку, указующую на меня и, изменив голос, прошептала фальцетом:

— Другой.

А потом поползла вдоль стены по проходу, крича все сильней:

— Другой! Другой!! Другой!!!

Как только она исчезла в коридоре, буквально вывалившись в него, рванула в полумрак продолжая кричать:

— Другой! Здесь другой! Помогите! Хозяин! Хозяин!

И здесь случилось что-то странное и страшное.

Когда ее истеричные крики стихли, я увидел, услышал и почувствовал что-то, что не смог бы объяснить себе в обычной реальной жизни.

Сначала была вспышка, которая вспыхнула в той палате, где был Глеб, через стеклянное окно — словно там взорвалась свето-шумовая граната — хлопок был такой же парализующий и мощный.

А потом был совершенно парализующий, ужасный крик. Не человека. Какого-то дикого животного, будто загнанного охотниками в угол, предсмертный крик хищника в смертельной ловушке. Вопль отчаяния и бессилия. Дрожь пробежала по всему зданию. Я почувствовал это подошвами ног.

Вокруг сразу образовалась толпа испуганных белоглазых медсестер-зомби. Они стали хватать меня за руки, за плечи, даже за ноги, выталкивая из здания слабо, но настойчиво. Выражения лиц (в глаза я даже не пытался смотреть — увидеть там что-то осознанное бесполезно) были испуганными и жалобными. Они боялись не меня. Они боялись даже не старшей дежурной медсестры. Они боялись гнева того, кто был в этой палате. Они боялись гнева Глеба.

Я был в шоке, и не думал сопротивляться толпе обезумевших женщин. Просто повернулся и вышел.

Сел в машину и выехал за территорию больницы.

Ехал не быстро, поначалу даже не понимая, куда. Машин и пешеходов навстречу попадалось мало.

Крепко сжав руль, думал о Глебе.

Ведь это был он. Это его вспышка, точнее то, что он сотворил. Его крик, вызвавший дрожь по всей больнице. И это случилось после того, как он почувствовал меня — другого.

И это его испугало. И всех звероидов испугало.

А зомби было начхать. Их больше беспокоила реакция дежурной медсестры-звероида, которая, очевидно, имела над ними всеми влияние.

От больницы до Солнечного нужно было ехать через весь город, километров пять.

Я решил проехать через микрорайон Юбилейный, но не по главным улицам, а по второстепенным. Так чуть длинней, но безопаснее. Я не думаю, что они меня не ищут. Погоня может возобновиться в любую минуту, я в этом не сомневался. Дело времени.

Не спеша выруливая на второстепенную дорогу с проспекта, я вспоминал адрес Маринки, которая живет где-то здесь на маленькой улочке, в маленьком домике. В ее ветхом домике я был всего раз, и то днем. Смогу ли найти сейчас, в темноте?

Я не просто хотел заехать по пути, я искренне хотел выяснить, с ней-то все в порядке? Честно, не особо веря в положительный ответ.

На ходу достал телефон, набрал ее номер. Механический женский голос сообщил, что абонент находится вне зоны действия сети. Отключила телефон, или опять батарейка села?

Ладно, заеду и все выясню на месте.

Окна ее дома были черные, так же как и все почти на всех домах на улице. Словно все вымерли. Или комендантский час введен в городе, а я и не знаю.

Медленно продвигаясь по разбитой дороге, меня не покидало ощущение, что за погашенными окнами сотни глаз следят за мной.

Ее домик вынырнул из темноты неожиданно. Чуть мимо не проскочил. Давно я у нее тут не был. Я прижал машину к воротам, подошел к дому, нажал звонок на дверях. Прислушался — тишина. Прошел за калитку в садик перед домом, заглянул через низкое темное окно, постучал.

— Маринка, — позвал я не громко. — Ты дома? Это я, Ник! Ау! Слышишь?

Нет, тишина. Возможно ее и дома нет.

Я вернулся к воротам во двор, дернул ручку, не особо надеясь, но дверь подалась. Я приоткрыл ее, заглянул внутрь, прислушался. Темнота ответила полной тишиной. Я вошел во мрак крытого двора, затворил за собой дверь, прошел к дверям дома, поднявшись на небольшое крыльцо. Дверь в дом была открыта настежь. Я перешагнул порог, постучал по массивной деревянной двери костяшками пальцев.

— Марина, ты дома?

Никто не ответил. Но я услышал какой-то шум в комнате, шуршание.

Из открытого дверного проема увидел на кровати Маринку, закутанную с головой в одеяла. Неудивительно, холод в доме стоял уличный. Сколько же времени она тут лежала с открытыми дверями?

— С тобой все в порядке? Марин?

Я подошел ближе, сел на край кровати, положил руку на эту бесформенную кучу. Она пошевелилась, глухо ответила.

— Чего тебе?

— Марин, ты чего? Это же я, Ник! Что случилось?

— Ничего не случилось! — выкрикнула она. — Уходи.

— Как это «уходи»? Я к тебе в гости пришел, ты хоть чаем меня напоишь, может! — пытался пошутить я.

— Ты что, совсем ничего не понимаешь? —