– Необязательно он.

– А кто? Стасик? Зачем тогда они его убили?

– Вот это самое непонятное.

Глафира вдруг рассердилась:

– А все остальное понятное?

Сергей не ответил. Поставил кресло обратно и вдруг спросил:

– Ты закрыла дверь, когда уходила?

– Она тяжелая, поэтому сама захлопывается, когда выходишь. Но я всегда проверяю: дергаю ручку.

– И сегодня дергала?

– Автоматически. А почему ты спрашиваешь? С дверью что-то не так?

– Как раз наоборот. С дверью все в порядке.

– Перестань говорить загадками?! – окончательно вышла из себя Глафира.

Сергей внимательно посмотрел на нее.

– А ты разве не заметила, что дверь не была вскрыта?

– Ну и что? Возможно, Стасик думал, что ты вернулся. Открыл, а там бандиты.

– Тогда почему они не убили его на месте? Внизу? Ведь он же мог шум поднять. А он зачем-то поднялся с ними в кабинет.

Глафира почувствовала, что ее раздражение испарилось, а вместо него возникло что-то другое… Страшное.

– Ты говоришь ужасные вещи.

– Пока я ничего не утверждаю. Просто задаю вопросы.

– А наверху они его почему убили?

– Вот я и говорю: это самое непонятное.

– А полиция? Она тоже об этом спрашивала?

– Полиция? Нет, не спрашивала. Пока. Но надо быть готовым.

– К чему?

– К неприятным вопросам. Мы уже говорили об этом. Они всегда ищут преступника в ближнем круге.

Глафира потрогала влажный лоб.

– В ближнем круге? Стас мертв, профессор в коме. Остаюсь я.

– Меня тоже со счетов не сбрасывай.

– Да ты-то тут при чем?

– Как это? Обманом проник в дом. Зачем? Что мне тут понадобилось? Вынюхивал, где спрятаны ценности?

– И как они, интересно, об этом узнают? Я ничего рассказывать не собираюсь.

– А как я оказался на месте преступления? Мимо шел?

Глафира задумалась.

Это она втянула Сергея. Теперь надо сделать все возможное, чтобы отвести от него подозрения.

– Ты зашел за мной. Мы договаривались, и я просто не успела предупредить. А телефон разрядился. – Она подумала и добавила: – Скажу, что ты мой жених.

Шведов посмотрел. Ишь ты, смелая какая! Хочет вывести его из-под удара. Это понятно.

А если она серьезно?

Они не сразу спохватились, что время приближается к четырем часам. Странно, но о Моте первым вспомнил Шведов. Глафира посмотрела на часы и ахнула. Мобильный она оставила в сумке, а сумку?

Она судорожно огляделась.

– Сейчас я тебе позвоню.

Сергей набрал ее номер. Телефон отозвался из кухни. Когда Глафира в него заглянула, оказалось, что Мотя звонила бессчетное количество раз. Начиная с восьми утра каждые тридцать минут.

– И что мы ей скажем? – с убитым видом поинтересовалась Глафира. – Я домой забежала, как очумелая, и тут же рванула обратно. Странно, как это Мотя сама сюда не заявилась. Она так тревожится, особенно если речь идет обо мне.

Как теперь с Мотей объясняться? Врать Глафира умеет плохо, а правду сказать – язык не повернется. Ничего более-менее правдоподобного она придумать не в состоянии.

– Скажем, что я неожиданно зашел за тобой, попросил разрешения у профессора, и мы вышли прогуляться. Ну а телефон случайно оставили в квартире. Думаю, Матрена Евсеевна не удивится.

– С чего ты взял?

– Она знает, что ты мне нравишься.

От неожиданности Глафира часто заморгала и слегка покраснела. Чего это он вдруг?

Сергей подошел и осторожно взял ее за руку.

– Ты не против?

– Чего? – спросила Глафира и покраснела еще пуще.

– Встречаться со мной?

Руки она не отняла, но немного отодвинулась. Испугал? Кто их, монастырских, знает, как с ними можно, а как нельзя. Может, у них будто в стародавние времена: за руку взял – женись. Хотя справедливости ради надо уточнить, что сегодня они обнимались и довольно крепко.

Он подумал и тут же обругал себя дубиной стоеросовой. Это были другие объятия. Она о них и не вспомнит. И напоминать не стоит. Даже если при этом у него сердце стучало, как очумелое.

Глафира между тем пыталась понять, серьезно он говорит или в шутку. Раньше за ней никто не ухаживал. Хулиганистые мальчишки из класса и то старались не задевать. Знали, что она при монастыре живет, поэтому если что, батюшка Спиридон, служивший в храме Вознесения Господня, на исповеди строго спросит. Если не с них, то с родителей. А это еще хуже.

Кроме того, всем потенциальным ухажерам было известно, что у Глашки за спиной маячит грозная тень тети Моти. А с ней связываться – Боже упаси!

Учеба в вузе тоже особого опыта не прибавила, у них на факультете учились одни девчонки. Чтобы завести знакомство с каким-нибудь парнем, надо было ходить в бары и на дискотеки. А что там делать? Скука смертная.

По этим и многим другим причинам, среди которых были строгие монастырские правила, Глафира справедливо считала себя полным профаном во взаимоотношениях с мужчинами.

Она почувствовала себя растерянной. Как ей следует себя вести? Что сказать? Или вообще ничего не говорить?

«А может, просто сделать то, что душа просит»? – вдруг спросил кто-то в ее голове.

Глафира сделала маленький шажок, уперлась рукой в Сергея и поцеловала его в губы. Вот так. И нечего лицемерить.

Она немного трусила, потому что даже не представляла, как он среагирует на такую безумную выходку.

Он осторожно взялся руками за ее лицо.

– Не бойся. Я тебя не обижу. Я сам боюсь.

– Кого?

– Тебя.

Глафира удивилась. Раньше ее никто не боялся. Даже Бартенев только делал вид, что пугается ее сдвинутых бровей.

– Я боюсь, что недостаточно хорош для тебя. Старый, весь искромсанный, грубый и довольно циничный эскулап. А ты…

– А я? – спросила Глафира.

Ей вдруг стало очень интересно: какой он ее видит?

– А ты синичка – райская птичка. Тебя в клетку не посадишь.

– А ты хотел… в клетку?

Шведов испугался.

– Это я образно. Для примера. Все равно ведь брак… он держит…

Брак? Глафира чуть не икнула от неожиданности, но вовремя сглотнула слюну. Глоток получился громким. Конечно, он услышал. Вот позор!

Шведов услышал, но понял по-своему.